дыхательными техниками, и мое чадо даже обратило на себя внимание преподавателя. Оказывается, что-то похожее им давали на восточно-единоборских занятиях, так что Юльчик запросто выполнила задание местного сэнсэя и даже поспорила с ним о том, как правильно. Более того, он заявил: 'Традиция призывает делать так, как я сказал, но и то, что делаешь ты, тоже правильно'. Юлька рассказывала об этом с такой гордостью — ну прям как я о своих подвигах на велостроительном фронте. А потом она как-то так по- особенному вдохнула воздух, словно нырять собиралась, и выдала:
— Пап, а еще я с мальчиком подружилась.
— Не рановато ли?
— Нет, па, в самый раз, — улыбнулись глаза под рыжей челкой. — Меня одна девчонка то ли поколотить хотела, то ли проверку какую-то устроить. На храбрость или, там, на умение держаться в сложных ситуациях. В общем, попыталась меня двинуть, а я ей сдачи дала. Ну, то есть ее удары все сблокировала, а ее саму несколько раз стукнула. Не сильно — сперва по носу, потом по зад… по попе. А она меня на голову выше, ей обидно стало, что такая малявка ее поколотила. Она опять в драку. Пришлось врезать уже чуть серьезнее, по нижним ребрам. У нее дыхание отшибло, стоит, губами хлопает… Мне Олег Николаевич этот удар показывал. Говорил, можно так человека без особого членовредительства на несколько минут из строя вывести. Получилось.
— Да ты, оказывается, драчунья!
— Нет, пап, я мирная.
— А причем тут мальчик? Он тебя бросился защищать?
— Нет. По-моему, тут это не принято. Он попросил объяснить несколько приемов. Сказал, его отец учил драться, но такого не показывал. В общем, мы на следующей переменке устроили спарринг. Тут Лиина появилась, бросилась нас разнимать (по-моему, ей кто-то настучал про мою прошлую драку). Мы ей объяснили, что не деремся, а только учимся. Она заявила, что сюда приходят учиться другим вещам, схватила меня за руку и увела в кабинет — на дополнительные занятия. Потом, правда, сказала, что не будет возражать, если я продолжу свои 'упражнения по повреждению лица кулаком' — так и выразилась! — только не у всех на глазах. И дала нам разрешения заниматься по вечерам в спортзале. На следующий день, правда, так загрузила меня работой, что я еле до кровати доползла. А вчера вечером мы с Дриком — так мальчика зовут — немножко пофехтовали на палках. Вот, — мне был предъявлен свежий синяк на предплечье.
Мы проговорили несколько часов. Я все пытался выяснить, чему же учат здешних студентов. Но трех дней Юльке явно не хватило, чтобы составить об этом сколь-нибудь целостное впечатление. Я понял, что им преподают местную математику, некий достаточно далекие аналоги физики и химии, вполне привычную анатомию с зачатками медицины (я даже поразился тому, насколько рисунки в Юлькином учебнике похоже на то, что когда-то учил я), а также какие-то околойоговские дисциплины: дыхание, самоконтроль, умение вызывать перед внутренним взором какие-то картинки… Плюс общефизическая и общементальная подготовка. Последнее представляла собой достаточно зверские методы тренировки памяти — зрительной, текстовой, даже музыкальной. На последнюю, впрочем, Юльхен никогда не жаловалась, в отличие от вашего покорного слуги.
Потом я, немного стесняясь (сам не знаю, чего) показал дочке свои математические записи. Она на удивление быстро схватила суть, то есть догадалась, что я пытаюсь записать все, что помню, пусть без особой системы. Уверенно потыкала пальчиком в несколько рисунков со словами 'это было, это было, а этого не было' (я нимало удивился, узнав, что они учат основы векторной алгебры) и сказала, что мне хорошо бы поговоить с их 'профессором'.
Лиина заявилась только после обеда. И тут же присоединилась к Юлькиным словам: мол, мои знания могут оказаться весьма полезными и для науки вообще, и для образования молодежи в частности. Поэтому она меня сведет с нужными людьми в университете, правда, чуть попозжее. А пока-де она заехала, чтобы приодеть мое чадо: 'У девочки недопустимо бедный гардероб'. Мне милостиво было разрешено сопроводить дам в походе по магазинам. И хотя я терпеть не могу шоппинг, желание посмотреть на жизнь за пределами купола взяло верх.
Супермаркетов тут, как и следовало ожидать, не было, а лавки ничем особенным меня не покорили. Тем более я, как правило, оставался в авто у дверей, а Лиина с Юлей скрывались где-то в торговых недрах для подборки и примерки.
Заодно мне перепали кое-какие одежки — чтоб не слишком отличался от аборигенов. Местные, насколько я смог заметить, отличались широтой нравов и ходили кто во что горазд. Но нейлоновых одеяний цвета 'вырви глаз' ни у кого не было. А я в этот мир попал как раз в синтетической ветровке-велосипедке, призванной сделать меня заметным на дороге. Поэтому от Лиининых щедрот мне перепала темно- коричневая куртка из какого-то материала, похожего на замшу (потом я узнал, что делают его из местного аналога гриба-трутовика), хэбэ штаны, увы, без карманов, и шапка вроде летного шлема.
Потом был ужин в небольшом трактирчике — с мороженым, между прочим, от чего и я и Юля буквально растаяли. Правда, по вкусу оно больше напоминало холодную дыню, но все равно объеденье. Лиина, глядя на то, как мы уписываем лакомство (я слопал две порции, каждая с суповую тарелку, а растущий дочкин организм осилил целых три) просто млела. Ну чисто бабушка, угощающая внуков, прибывших на каникулы. Думаю, она знала, что мы не в восторге от местной кухни — скорее всего, Юлька проболталась, — а тут удалось найти блюдо, которое нам действительно понравилось.
Домой мы вернулись сытые и довольные, распрощались с Лииной в самом замечательном настроении. В нашем распоряжении было еще целое воскресенье.
Его мы провели не менее прекрасно — в основном, мечтая вслух. Пока Юлька была рядом, я загнал в самый дальний угол мозга (вот такой он у меня угловатый) все свои тревоги и с удовольствием подыгрывал ей в любых ребячествах и дурачествах. Мы даже устроили бой на местных аналогах подушек! А потом дочка всласть порисовала. И попросила меня за недельку, пока ее не будет, изложить на бумаге не только очередной кусок математики, но и что-нибудь художественное. Книжку какую-нибудь попытаться по памяти записать, хотя бы вкратце. А то она, мол, без литературы пропадает. Внутренне я обозвал себя телятиной: мог бы и сам догадаться. А вслух пообещал что-нибудь набросать. Все же память на тексты у меня неплохая, а прочел я в свое время кучу всякой всячины. Конечно, 'Войну и мир' не воспроизведу, а вот какие-нибудь фантастические рассказы, где главное — сюжет, изложу запросто. Благо наследники Саймака с Хайнлайном вряд ли до меня доберутся, чтобы покарать за нарушение авторских прав.
Вдохновленная успехом, Юльхен тут же потребовала, чтобы я немедленно рассказал вслух что-нибудь эдакое. Я для виду покочевряжился, а потом выдал краткую версию 'Почти как люди' Саймака. И только в середине повествования вспомнил, что когда-то мне шестилетнему эту же вещь пересказывала мама, когда я затребовал сказку, сидя в очереди в поликлинику. Преемственность поколений, понимаешь.
А утром она уехала…
И я снова остался один…
Саймак больше, как на грех, не вспоминался. И Хайнлайн не вспоминался. И даже читанные- перечитанные Стругацкие вылетели из головы один за другим. Но я наступил на горло собственной хандре и резво взялся за формулы сокращенного умножения. Разность квадратов и квадрат суммы всплыли в памяти сами собой, с разностью кубов пришлось повозиться, а потом пошла тригонометрия. В школе я ее никак не мог выучить толком, вечно путал сумму синусов с синусом суммы, писал формулы на листочках, обложках тетрадок и даже крышке пенала. А тут вот всплыло в памяти, и я быстренько вывалил всю эту премудрость на бумагу, пока она не утонула обратно. Успел, записал, назвал себя вслух молодцом и как раз подумал, что имею право на перерыв, когда в дверь постучали. С такой силой стучать мог только один из моих немногочисленных местных знакомых. Который низенького роста и с бородой.
— Привет, Бержи! — сказал я по-русски.
— Здравствуй, Дмитри, — не остался он в долгу. При наших нерегулярных встречах гном упорно просил меня учить его нашему языку. Зачем это ему — ума не приложу. Пока, правда, он выучил всего несколько десятков слов и выражений. И одно из первых — 'пожрать'. На свою голову, я когда-то выдал именно этот глагол. А Бержи его запомнил — и напрочь отказывался от более интеллигентных синонимов. Хотя я и их приводил. Может, ему звучание нравилось…
— Пожрать! — объявил он, похлопав рукой по объемистому мешку. Кажется, я уже говорил, что именно Бержи больше других старался разнообразить наш стол. Притаскивал то хлеб, то мясо, то овощи,
