— Хрен всегда наводит меня на мысль о шлюхах. Но, — добавил он, сведя брови, — первоклассных шлюхах.
Потом изучающе оглядел Ольсена и решил изречь то, что давно хотел сказать армейскому офицеру:
— Вы, жалкие армейцы, понятия не имеете о хорошем тоне. Вы все неотесанные крестьяне.
Усмехнулся и стал жадно ждать возражений.
Но Ольсен не слушал. Он думал обо всем, на что пошел бы, чтобы свести счеты с Инге и тестем.
— Мой тесть тупая свинья, — доверительно сказал он Бушу.
— Назовите мне его фамилию, я передам ее другу на Принц-Альбрехтштрассе[142], — предложил Буш. — Всех тупых свиней надо уничтожить. Lebensraum[143], вот что самое важное, — доверительно сообщил он.
Сидевший подальше оберштурмфюрер крикнул:
— Буш, кончай пьяную болтовню, а то неприятностей не оберешься!
— Слушаюсь, оберштурм, — загоготал Буш и одним духом выпил бокал коньяка. Сердито огляделся и пробормотал: — Их надо уничтожить. Бросить медведям. — Взглянул на Ольсена. — О животных нужно заботиться, — объяснил он.
Лейтенант Ольсен смотрел на Буша, но не видел его. Он видел Инге, свою жену, стоящую перед ним в кимоно, открывающем стройные ноги. Пил и слышал лишь половину того, что говорил Буш.
— Дамы здесь видные, богатые. У них зудит в одном месте, так что отказа не будет. — Буш ухмыльнулся собственному остроумию. Потом вдруг настроился на философский лад. — Жизнь — странная штука, Herr Kollege. Вы боевой офицер-танкист, а я кто? Ничтожный охранник в концлагере.
Он озабоченно наморщил лоб и смахнул с тарелки груду обглоданных костей. Потом бросил взгляд на пустую тарелку и отправил ее вслед за костями.
— Я несчастный человек. Совершенно несчастный. — Огляделся с таким видом, будто тонул и искал спасательный круг. Подался к Ольсену и поведал ему свой большой секрет: — Моя жизнь это сплошное разочарование, Herr Kollege. Поверит ли кто-нибудь, что я больше всего хотел стать пастором?
— Разумеется, нет, — убежденно ответил лейтенант Ольсен.
— Однако я охотнее всего стоял бы в черной рясе на кафедре и наставлял паству. Господи, как бы я ее потрясал, Herr Kollege! И чем все кончилось? — Он с презрением плюнул на пол, едва не попав в свою даму. — Брр, я стал офицером лагерной охраны. Но у меня есть хорошая мысль, Herr Kollege. Когда кончится война, я пройду ускоренный курс богословия. Таким образом, надеюсь в конце концов стать кельнским архиепископом. Тогда всю жизнь посвящу служению Богу.
— Когда наши утонченные дамы выпьют достаточно шампанского, — продолжал он, — мы расширим фронт до второго этажа. — Всезнающе улыбнулся и выразительно подмигнул Ольсену. — Там мы поставим французскую пастораль! — Умолк и напряженно задумался. Обвел комнату изучающим взглядом. Потом указал на стройную брюнетку в платье из серебряной парчи с низким вырезом. — Вон та в парчовом наряде, Herr Kollege, купающаяся в деньгах вертихвостка.
Посмотрев в ту сторону, Ольсен увидел популярную киноактрису из UFA[144].
— Все эти дамы примут участие в пасторали? — скептически спросил он, разглядывая известную актрису, откровенно флиртующую с генералом полиции.
— Не все, — допустил Буш, — но недотрог попросят уступить, а потом больше не пригласят. Эта девица в парче, — он щелкнул языком, — одна из тех, кто ведет себя, как нужно. В фильмах она лепечет, будто какая-то Гретхен из YWCA[145], но здесь… о-ля-ля, Meine Ruh ist hin…[146] Здесь она превращается в Климестру или как там звали ту греческую кобылу.
— Вы имеете в виду Клитемнестру[147]? — улыбнулся Ольсен, надеясь, что произнес имя правильно.
Ему очень хотелось привести в раздражение пьяного оберштурмфюрера.
— Не выпендривайся, клоун из цирка фон Клейста, — вспылил Буш.
Лейтенант Ольсен засмеялся и пожал плечами. Он добился, чего хотел.
Буш надулся и что-то пробормотал об уничтожении всей армии, состоящей из предателей и прочих отбросов. Внезапно лицо его повеселело.
— Знаете, что означают буквы на номерных знаках армейских машин? WH?
— Wermacht Heer[148], — незамедлительно ответил Ольсен.
— Ошибаетесь! — восторженно воскликнул Буш и обвиняюще указал на него пальцем. — Они означают Weg nach Hinten[149].
В восхищении он хлопнул себя по бедрам и грубо толкнул локтем свою даму.
Лейтенант Ольсен откинулся на спинку стула.
— А знаете, как армия называет СС?
— Нет, — ответил с любопытством Буш.
— Arsch, Arsch, — ответил Ольсен. — По-английски — ass, ass[150] .
Наступившее вокруг лейтенанта Ольсена молчание было гнетущим. Он засмеялся, поднял бокал и провозгласил:
— За армию!
Но видя, что бокалы поднимаются слишком медленно, со злобным удовольствием добавил:
— За армию Адольфа Гитлера!
Скрепя сердце, эсэсовцы выпили за армию и потом разбили бокалы, так как снова пить за фюрера из тех же было нельзя.
Глядя на груду битого хрусталя на полу, лейтенант Ольсен дал себе слово выпить за Адольфа еще несколько раз.
После ужина гости разбрелись по большой вилле.
— Какое сейчас настроение на фронте? — поинтересовался какой-то офицер полиции.
— У меня сейчас отпуск, — ответил Ольсен, — и я ничего не знаю о нынешней обстановке и настроении.
— Отпуск? — воскликнул Буш. — Это что такое? Совершенно неизвестное нам, эсэсовцам, понятие. Для нас в лучшем случае оно сводится к командировке, чтобы привезти в лагерь изменников и тому подобных тварей. Нет, вам на фронте хорошо живется. Куда лучше, чем нам. От одного слова «вермахт» меня тошнит.
Его тусклые глаза стали увлажняться.
— Посмотрите на этих вонючих генералов, важно расхаживающих в ортопедических сапогах на тонких ножках! Гниды. — Он горячился все больше. — На месте фюрера… — он сощурился и свел брови, — …я сажал бы их на кол. Клянусь Богом, сажал бы. — Повернулся к нескольким стоявшим поблизости офицерам СС. — Разве не так, ребята? Армия — стадо вздорных козлов, способных только блеять.
Они согласно кивнули. Один из них пробормотал что-то о «трусливой своре».
— И эти господа с красными лампасами имеют наглость заноситься перед нами, эсэсовской гвардией фюрера! Смотрят на нас свысока, считают нас ничтожествами. — Буш плюнул на персидский ковер. — Эти выскочки забыли, что вознеслись благодаря нам. Кем бы они были без СС?
Лейтенант Ольсен равнодушно пожал плечами. Взглянул на сидевшую на диване даму, платье которой было задрано гораздо выше колен. Офицер-эсэсовец измерял веревочкой ее бедра.
— Кем были раньше эти собаки? — настойчиво спросил Буш, слегка толкнув локтем Ольсена. — Швалью, мелкой вонючей швалью без красных лампасов; им приходилось являться на проверку и получать талоны на питание, как в веймарские времена. — Снова плюнул на ковер и презрительно растер плевок ногой. — Вы, армейские жеребцы, мешками получаете ордена и медали за свои пустяковые сражения!
Кто-то попытался успокоить разошедшегося вовсю Буша. Но он не слушал и продолжал:
— А что мы?… Вы не ответили мне. Я спрашиваю вас, герр герой-лейтенант: что мы?
— Да брось ты, Руди, — сказал кто-то. — Не виноват же этот танкист в том, что у тебя нет боевых наград.
