Мария словно поперхнулась этими словами. А когда попыталась оценить их значение, в ее сердце в равной мере мешались изумление и восторг.
– София, – обратилась она к девочке, которая что-то рисовала за столом, – сбегай-ка наверх и найди свою новую куклу, покажешь ее доктору Кирицису…
Девчушка кинулась на второй этаж за игрушкой, а Кирицис, не теряя драгоценного времени, наклонился, и третий раз в жизни Мария услышала слова: «Выходи за меня замуж!»
Она знала, что Гиоргис теперь способен позаботиться о себе. Они уже смирились со смертью Анны, а София принесла в их жизнь радость, отвлекая их от дурных воспоминаний. До Агиос Николаос было совсем близко, а значит, Мария могла приезжать к отцу несколько раз в неделю и по-прежнему видеться с малышкой. Все эти мысли меньше чем за секунду промелькнули у нее в голове, и она, набрав в грудь воздуха, дала ответ.
Вскоре вернулся Гиоргис. Так рад он не был с того дня, когда узнал, что Мария выздоровела. На следующий день всю Плаку облетела новость, что Мария Петракис выходит за человека, который ее вылечил. Немедленно начались приготовления к свадьбе. Фотини, которая никогда не теряла надежду, что Мария и Кирицис поженятся, с головой ушла в праздничные хлопоты. Им со Стефаносом досталась честь организовать праздничный стол, за которым молодые и их гости соберутся после венчания.
Переговорив со священником, дату свадьбы назначили через две недели. Ждать дольше было незачем. У молодых был дом, куда можно было вселиться, они знали друг друга несколько лет, и у Марии уже было какое-никакое приданое. Кроме того, у нее было свадебное платье – то, которое она купила для брака с Маноли.
Пять лет оно лежало на дне сундука, обернутое в несколько слоев ткани. Через день или два после второго предложения Кирициса Мария достала его, разгладила складки и примерила.
Платье сидело на ней так же хорошо, как в день, когда было куплено. Значит, ее фигура не изменилась ни на йоту…
– Само совершенство! – заявила Фотини.
В канун свадьбы обе молодые женщины сидели у Фотини, раздумывая, какую прическу сделать Марии.
– Ты не думаешь, что это плохая примета – выходить замуж в том же платье, в котором я должна была быть на другой свадьбе? Свадьбе, которая так и не состоялась?
– Плохая примета? – переспросила Фотини. – Мария, думаю, ты исчерпала уже все плохие приметы, отпущенные на твой век. Да, судьба не жалела их для тебя, но теперь все позади.
Стоя перед высоким зеркалом в спальне Фотини, Мария приложила платье к груди. Воздушные ярусы пышного кружевного подола спадали каскадом, и ткань шуршала при ходьбе. Запрокинув голову, Мария начала кружиться по комнате, как ребенок.
– Ты права… Ты права… Ты права… – нараспев повторяла она. – Ты права… Ты права… Ты права…
Только когда закружилась голова, девушка остановилась и упала на кровать.
– Я самая везучая женщина на земле. В целом мире нет никого счастливее меня!
– Ты этого заслуживаешь, Мария, честное слово, – ответила ее верная подруга.
В дверь постучали. В комнату заглянул Стефанос.
– Простите, что побеспокоил, – весело произнес он. – Завтра свадьба, и надо подготовиться к застолью. Мне бы не помешала чья-нибудь помощь.
Молодые женщины засмеялись, и Мария спрыгнула на пол, бросив платье на стул. Они с Фотини сбежали вниз за Стефаносом, хихикая, как девчонки, какими когда-то были. Казалось, воздух искрится от охватившего их возбуждения: завтра будет самый лучший день в жизни Марии!
Настало замечательное майское утро. Все до одного жители деревни вышли, чтобы вслед за свадебной процессией пройти от дома Марии до церкви на другом конце деревни. Односельчане прекрасной темноволосой девушки в белом платье хотели убедиться, что она без помех доберется до алтаря и ничто не встанет на пути к ее счастливому браку. Во время обряда двери церкви были открыты, и толпа вытягивала шеи, чтобы хотя бы краешком глаза увидеть происходящее у алтаря. Доктор Лапакис был шафером,
Пара встала у алтаря, и священник возложил на них венцы из цветов и трав. В церкви царила полная тишина. Даже толпа, собравшаяся на солнцепеке снаружи, притихла, пытаясь разобрать слова.
– Венчается раба Божия Мария рабу Божию Николаосу… Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, и ныне, и присно, и во веки веков. Господи, Боже наш, славою и честию венчай их.
Священник долго читал всем хорошо знакомые венчальные молитвы, послание Святого Павла к Ефесянам и Святому Иоанну. В том, как проходила служба, не было спешки. Это была чрезвычайно торжественная и обстоятельная церемония, и ее продолжительность лишь увеличивала значимость происходящего для тех, кто стоял у алтаря. Более чем через час священник дошел до завершающей части обряда.
– О еже низпослатися жениху и невесте милости, долгожития, мирней, здравия и спасения, Господу помолимся. Господи Боже наш, во спасительном твоем смотрении, в Кане Галилейстей пришествием своим честен брак показавый, заступи и помилуй нас Боже, твоею благодатию, Господи, помилуй.
Гулкое «Аминь» многократно отразилось от стен церкви. Наконец брак был заключен. Гостям и всем, кто стоял снаружи, раздали засахаренный миндаль. Он был символом достатка и радости, которые, как все надеялись, ждут теперь Марию и Кирициса. Во всей деревне не было ни единой души, которая желала бы им чего-то иного.
Гиоргис сидел в переднем ряду вместе с Элефтерией и Александросом Вандулакисом. Это стало публичным знаком их окончательного примирения, а между ними устроилась маленькая София, зачарованная и восхищенная торжественностью и великолепием свадебной церемонии. Гиоргису очень нравилось, что девочке пришлось по душе венчание, – начиналась новая жизнь, и он был уверен, что все прошлые беды остались позади. Впервые за долгие годы у него было спокойно на душе.
Когда Мария вышла под руку со своим седовласым мужем, толпа разразилась приветственными криками. Затем все отправились в залитую солнцем таверну, где должно было начаться празднование. Пир, который Стефанос закатил тем вечером для гостей, был великолепен. Вино лилось рекой, и пробки вылетали из бутылок с цикудой до глубокой ночи. Под звездами музыканты дергали струны и водили смычками, пока у танцоров не начали подкашиваться ноги. Решили обойтись без фейерверка.
Первые две ночи своего брака молодожены провели в величественном отеле, выходящем на гавань Агиос Николаос, но обоим не терпелось перейти к следующему этапу своей жизни. За две недели, предшествующие свадьбе, Марии уже довелось несколько раз побывать в доме, который должен был стать их семейным гнездом. Впервые ей предстояло жить в большом шумном городе, и девушка радовалась предстоящей перемене. Дом стоял на пологом холме неподалеку от больницы, в нем были кованый балкон и окна от пола до потолка – как и во всех остальных домах на улице. Это было высокое узкое здание с двумя лестничными пролетами, выкрашенное в нежнейший цвет морской волны.
Доктор Кирицис и сам недавно обосновался в городе, поэтому когда он привел домой невесту, то это не вызвало нездорового любопытства соседей, а новое жилье находилось достаточно далеко от прежнего дома Марии, так что девушке казалось, что она начинает все с чистого листа. Здесь никто, кроме мужа, не знал, какую болезнь она перенесла.
Фотини приехала к ним первой, захватив с собой Матеоса и малыша Петроса, и Мария с гордостью показала подруге свой новый дом.
– Ты только посмотри на эти окна! Они просто огромные! – воскликнула Фотини. – И отсюда можно увидеть море. Посмотрите, мальчики, здесь даже есть маленький садик!
Дом был просторнее и богаче любого жилища в Плаке, а мебель – не такой грубой и простой, как в те времена у большинства. Кухня была оборудована гораздо лучше, чем в доме, где выросла Мария: впервые в жизни у нее был холодильник, современная плита и электроснабжение, которое не отключалось ни с того ни с сего.
