поскользнулась и не упала, но Фелисити не стала ни вырываться от него, ни прижиматься еще ближе. Однако ей стало не так легко сохранять безразличный вид. Она пыталась представить, что он не больше чем ее приятель или брат, или даже подружка, которая имеет больше опыта в лазании по скалам. Но она не могла не чувствовать рокового обаяния Берна, которое лишало ее уверенности и не давало сопротивляться ему.
Фелисити очень изумилась, когда всего через несколько минут их машина остановилась перед дверями маленькой гостиницы.
— А, ясно. Это сделано специально для наблюдателей наверху горы, чтобы им было где перекусить, когда они возвращаются назад, — весело сказала она.
Берн повел ее к саду сбоку от таверны, где под деревьями стояла пара столиков. Пухленькая молоденькая девушка подошла к ним, чтобы взять заказ, и через несколько минут вернулась с глиняным кувшином и двумя стаканами.
— Вино здесь хорошее, но крепкое, — предупредил он Фелисити.
Какое-то время они сидели молча. Фелисити пыталась понять этого странного человека, который мог быть жестким и циничным, а потом вдруг начинал весело подтрунивать или становился холодным и равнодушным. Неужели это и привлекало в нем стольких девушек? Она вдруг подумала, что за весь вечер он ни разу не заговорил о Треворе, и за это она была ему безмерно благодарна.
Из гостиницы доносились мужские голоса, взрывы смеха и звук мандолины, наигрывающей веселую неаполитанскую песенку. После нескольких тактов вступил мужской хор.
— Вы понимаете, о чем они поют? — спросила она Берна.
— О да. Это знаменитая неаполитанская песенка… — Он засмеялся. — Только они сейчас поют какой-то неприличный вариант.
— Так что даже к лучшему, что мой итальянский еще далек от совершенства, — заметила Фелисити.
Потом тот, кто играл на мандолине, заиграл новую мелодию, и теперь вся компания молчала.
— А у этой песни нет слов? — прошептала Фелисити.
— Да.
Она подняла глаза на Берна и увидела, что его лицо вдруг стало суровым и бесконечно печальным. Наверное, мелодия пробудила в нем какие-то воспоминания — воспоминания, которые были для него неприятны и мучительны.
Мэллори поставил на стол бокал так резко, что вино пролилось на скатерть.
— Идемте, Фелисити. Нам пора.
Он большими шагами направился к двери гостиницы, чтобы расплатиться за вино. Его приветствовали два-три голоса. Потом, когда Берн вышел из гостиницы, к нему подошел человек и начал что-то быстро говорить по-итальянски.
Берн махнул ему рукой, чтобы тот уходил, и Фелисити расслышала несколько слов, ей показалось, что он сказал: «Не сейчас, Луиджи. В другой раз». Она уже достаточно понимала итальянский, чтобы разобрать простые фразы.
Тот, кого он называл Луиджи, пожал плечами и ушел в гостиницу.
Пока Фелисити с Берном шли к машине, им вслед летела протяжная чувственная мелодия, далеко разносившаяся в теплом неподвижном воздухе.
Молча они сели в машину, и после, как ей показалось, достаточно долгой паузы Фелисити сказала:
— Мне так понравилась эта гостиница. Надо думать, на острове есть и другие такие же места, кроме тех, которые находятся в бухте и общеизвестны?
— Да, есть, — невнятно проговорил он. — Вино, музыка и женщины. Итальянцы относятся к жизни не серьезней, чем это необходимо, во всяком случае в этих местах. И я не могу их за это винить.
Фелисити ничего не ответила. Ей показалось, что этим он хотел предупредить ее, чтобы она не воспринимала их прогулку слишком серьезно.
Возле виллы она поблагодарила его за то, что он повел ее погулять.
— Вы были правы, — призналась она, — это действительно помогло мне не думать о Треворе. Спасибо вам… Берн.
Фелисити торопливо ушла в дом, лицо ее пылало от стыда. Она никогда раньше не обращалась к нему «Берн», хотя про себя давно уже звала его по имени. Не решит ли он теперь, что и она пошла по стопам своих предшественниц в надежде на взаимную симпатию?
На следующий день ей довольно легко удалось забыться в работе, потому что в тот день Тревора только готовили к операции. Но в следующее утро ей пришлось труднее.
— Вы не знаете, в какое время будет оперировать мистер Мэллори? — спросила она у доктора Йохансена.
— Не знаю, но даже если бы и знал, не стал бы вам говорить, — ответил он с улыбкой. — Вы не сводили бы глаз с часов и волновались бы сверх всякой меры.
— Да, наверное, вы правы.
Какое-то время доктор молча смотрел в окно. Потом он повернулся к Фелисити:
— Вы говорили, что никогда еще не видели, как цветут гранатовые деревья. Хотите поехать в сады, чтобы увидеть деревья в цвету?
Она немедленно откликнулась на это предложение, понимая, что таким образом ее добрый начальник пытается снять напряжение, которое она испытывала в связи с Тревором.
— Очень, очень хочу, если только вы меня отпустите.
— А мы вместе туда поедем, — сказал он, к ее удивлению.
Доктор дал несколько указаний своим заместителям, и скоро они уже ехали на машине вверх по склону холма, где они были вчера вечером с Берном. Но доктор свернул в другом месте, и они направились по дороге между низкорослыми деревьями, покрытыми блестящими огненными цветами.
— Боже мой! Какая красота! — ахнула Фелисити.
— Когда мы заберемся чуть выше, будет еще красивее. Оттуда видна вся долина.
— Очень похоже на Эвешемскую долину весной, только там почти все цветы розовые и белые. А здесь — словно алый ковер.
Доктор Йохансен проехал через широкие деревянные ворота и повел машину по узкой дорожке с двумя рядами деревьев по сторонам. Коренастый молодой человек подошел к ним.
— Чао! — приветствовал он доктора, который ответил ему тем же.
— Это один из владельцев гранатовых садов, — пояснил доктор. — Стефано Рамелли, — произнес он, представляя их друг другу.
Фелисити увидела, что это был не простой садовод. На нем были безукоризненно выглаженная шелковая кремовая рубашка и хорошо пошитые темно-синие брюки. На среднем пальце сверкало кольцо с огромным бриллиантом, а на запястье красовались золотые часы.
Прежде осмотра сада состоялась небольшая церемония дегустации мараскино в тени деревьев возле небольшой будочки.
— Начинаем, — торжественно промолвил Стефано после того, как всем раздали щедрые порции напитка. Он говорил по-английски достаточно свободно, чтобы Фелисити могла его понять, и она в свою очередь тоже попыталась сказать несколько фраз на итальянском.
Стефано быстро прошел строевым шагом по рядам, где мужчины и женщины, а иногда и дети работали мотыгами под деревьями. Он рассказывал, что ни один клочок земли не должен простаивать, поэтому в тени деревьев выращивали овощи.
— Теперь видите, почему остров называется Изола-Росса, — вставил доктор Йохансен.
— Со стороны моря он, наверное, выглядит очень красиво в это время года, — заметила Фелисити.
— Тогда вам нужно обойти его с другой стороны, чтобы увидеть, как объята пламенем земля. Там остров спускается к морю пологими склонами.
Она тут же решила попросить Берна отвезти ее туда, не забывая, впрочем, что у него есть на то свои мотивы.