осматривала необычное украшение и прислушивалась к тиканью.
Затем она спросила с поразительной наивностью: «Скажи, все жены на Земле носят такие украшения?»
— Почти все, Ауль. Но, пожалуйста, не повторяй всегда «жены». Нынче это слово не в ходу; это звучит ординарно. Говорится: «дамы» или «женщины» или еще «девушки». Иногда можно сказать также фройляйн или милостивая госпожа. Влюбленный молодой человек может также назвать свою девушку «милой», а если он в очень близких отношениях с ней, он просто говорит ей «моя сладкая» или «куколка» или еще моя «горячая штучка» — ты еще научишься всему.
Ауль сделала растерянное лицо и сказала вздыхая:
— Отец всегда говорит только о женах — какая же на самом деле сложная реальность. Тебе следует перепрограммировать меня — я, наверное, очень невежественная горячая штучка?
— Ты самая умная девушка, которую я встречал в моей жизни, — с улыбкой признался я.
Снаружи до нас донесся мужской голос. Фритцхен перевел: «Где тебя носит так долго, моя голубка, ты забыла своего старого отца, потому что над тобой развеваются знамена любви? Не заставляй меня долго ждать…» Знамена любви — оба должно быть основательно подготовились к моему прибытию и кто знает, какие надежды связывали с этим. Нетерпение ее отца, который на протяжении всех лет мог разговаривать только со своей дочерью, было понятным.
Ауль лишь мечтательно улыбнулась после нетерпеливого вопроса ее отца и приказала Фритцхену открыть заслонку. На этот раз коротышка не исчез за воображаемой стеной, а открыл вход нажатием кнопки. За отверстием был сияющий свет. Когда мои глаза привыкли к нему, я увидел в металлическом свете стоящего мужчину.
IX
Несмотря на то, что Ауль никогда не описывала мне своего отца, меня не удивила его внешность; я был готов увидеть старого человека. В определенном возрасте все люди немного похожи; младенцев трудно отличить друг от друга, и пожилые люди схожи в степенность своих морщин.
Лицо этого человека было тоже все в маленьких складках. Статная борода, серая словно цемент, обрамляла его физиономию, доходила до уровня колен. Он тоже носил темные трико, из-под которого весьма наглядно проглядывалась подкожная жировая ткань маленького живота. Длинные волосы, ниспадавшие на плечи, придавали старику почтенный вид.
Несколько минут он стоял передо мной неподвижный словно статуя, скрестив руки, не сводя с меня водянисто-голубых глаз. Его взгляд был испытывающим, словно он хотел проникнуть в мое сознание, но в нем не было ничего навязчивого. Напротив, всем своим существом он излучал теплоту и симпатию. Наконец, он отвесил мне глубокий поклон, чем и я не преминул почтительно ответить. Затем он повернулся к своей дочери, обнял ее и несколько раз поцеловал в щеки.
После этого приветствия он подошел ко мне и сказал, что Фритцхен сразу же перевел: «Добро пожаловать, сын мой. Мой язык недостаточно богат, словарный запас слишком мал, чтобы выразить мою радость. Ты смотришь на меня глубоко тронуто; я полон благодарности тому, кто доставил тебя к нам. Твое присутствие дорого мне как свет в моих глазах, с твоим появлением мне снова были принесены в дар счастье и радость моей жизни. Итак, добро пожаловать в мой райский сад».
После этих торжественных слов подошла моя очередь, выразить ему мое почтение, только я был к этому не готов, беспомощно заикался: «Я тоже считаю себя счастливым, итак, ведь это прекрасная случайность, что мы встретились здесь и… хм… М-да, я собственно ничего не знаю об этом спутнике, в мой телескоп я всегда видел только четыре спутника Юпитера… Я действительно не мог поверить — расстояние ведь приличное…»
Я больше не знал, что говорить, особенно потому, что эта сцена показалась мне забавной. Ауль помогла мне выйти из положения, перевела мой ответ и видно вдобавок присочинила еще что-то, потому что старик, казалось, был доволен. Он распростер объятия и прижал меня к себе точно тяжелый атлет. В моих ребрах что-то хрустнуло. Я отдавался его ласкам словно потерпевший кораблекрушение бушующему урагану.
Я никогда не забуду эти причмокивания. Он расцеловал меня по предписанному ритуалу, сначала в щеки, затем в лоб, затем снова в щеки и, наконец, даже в губы. Его борода была колючей. Ладно, отец, достаточно этой жестокой игры, безвыходно думал я и пожалел о том, что его дочь не поприветствовала меня так же. Я вздохнул с облегчением, когда он наконец сделал передышку. Но я прошел еще только сквозь огонь и воду — остались медные трубы. У старика было желание наверстать упущенное за долгие годы, потому что теперь он ожидал от меня подобной церемонии.
Ауль приободряюще улыбнулась мне. С горем пополам, я должен был поцеловать его несколько раз в щеки и в лоб. Когда я, наконец, вынес тяжкий акт приветствия, старик указал направление и пошел первым. Ауль и я, а за нами Фритцхен, присоединились к нему.
Я не берусь утверждать, что необычное у меня уже вошло в привычку. Для этого я провел еще слишком мало времени в полном сознании в этих краях. Но я перенастроился, был внутренне готов к сюрпризам и непостижимому для меня.
Существование к таких необычных жизненных условиях делало аномальное вполне естественным. В словарном запасе «квилианцев», или как они себя там называли, слово «невозможно», казалось, имело только лишь ограниченное значение. Невозможным для них представлялось, по всей видимости, только лишь пробраться внутрь Солнца или двигаться гораздо быстрее скорости света и таким образом полететь в прошлое собственной истории. На этом шестом спутнике, в любом случае, они сделали возможным, то, что казалось невозможным. Замечание Ауль относительно отлета в шестую луну не было оговоркой. Мы действительно находились внутри небесного тела. Они изрыли ее словно кроты, использовали этот спутник как межпланетную станцию.
Мы шли по лабиринту туннелей, залитому светом искусственных источников энергии, где циркулировал чистый, свежий воздух для дыхания. Стены были отшлифованы, пол покрыт полимерной пленкой; операционная едва ли могла быть чище. Ауль рассказала мне, что шестая луна Юпитера очень мала в поперечнике. Его гравитация была слишком слабой, чтобы удерживать атмосферу. Потребовалось бы слишком много технических издержек, чтобы создать искусственное гравитационное поле. Кроме того, ежедневно на поверхность падали тонны метеоритов. Внутри спутника можно было не опасаться космических снарядов. Она описывала это, как если бы речь шла о самых естественных в мире вещах.
Путь по системе туннелей постоянно проходил по новым разветвлениям. Повсюду глубокая тишина, даже наших собственных шагов не было слышно. Как могли выглядеть создатели этих установок? Что побудило их к бесконечному путешествию? На Земле отважные помышляли о таких полетах и знали, что этим мечтам пока еще не дано осуществиться. Какое существо этот якобы «бессмертный» Ме? Почему он скрывался и избегал всякого контакта?
И еще кое-что занимало меня во время нашего марша по катакомбам. Насколько я мог судить, во всей Вселенной действовали одни и те же законы развития. Не было ли всякое мыслящее существо во Вселенной — какой бы ни была их внешняя форма — быть немного похожим на нас, людей? Были ли параллели нашему собственному развитию? Было заманчиво просто ответить на этот вопрос положительно. Но зачем этот бесконечный путь через Вселенную? Вынудила ли их к этому приближающаяся катастрофа? Или это был инстинкт, любопытство, котором подвигли моих хозяев к этому путешествию? Не столкнется ли, возможно, и человечество в далеком будущем с подобной альтернативой? Я шепотом обратился к Ауль с этим вопросом.
Она ответила: «Ме никогда не говорил со мной о своей миссии. Он проводит исследования, и я счастлива, что могу помочь ему в этом. Земля и другие планеты вращаются вокруг вашего Солнца; они рабы этой звезды, должны следовать за ней, пока однажды Солнце не состарится и уничтожит все живое. Ме совсем не обязательно слепо следовать этим природным законам на своем корабле; он передвигается свободно и независимо по Вселенной. В далеком будущем возможно и люди на Земле достигнут такой
