Сама идея вторжения в Англию постепенно получила в испанских политических кругах название «Предприятие». Король Филипп одобрял его теоретически, но не предполагал никаких практических шагов до завершения смут в Нидерландах. В этих условиях английская помощь восставшим становилась уже делом самосохранения, тем более что Гизы обещали Дону Хуану поддержку и со своей стороны. Пресловутые скупость и нерешительность Елизаветы в мгновение ока улетучились. Она сделала огромный заем у банкиров под залог собственных бриллиантов (редкое самопожертвование для женщины!), чтобы завербовать на эти деньги немецких и швейцарских наемников для кальвинистов, и совместно с германскими княжествами стала спешно сколачивать Протестантскую лигу. Поскольку никто из политических деятелей этих небольших государств не мог претендовать на роль реального лидера, ее, женщину, вскоре провозгласили «протестантским папой».
Денежная инъекция Вильгельму Оранскому сослужила добрую службу. Дела Дона Хуана в Нидерландах шли все хуже, репутация великого полководца таяла на глазах, а в 1578 году он умер от лихорадки. Елизавете необыкновенно везло на внезапные смерти ее опасных противников. «Предприятие» оказалось отсроченным на десять лет.
Тем не менее тучи над Англией постепенно сгущались. Преемник Дона Хуана герцог Парма оказался талантливым политиком и удачливым полководцем и скоро достиг в Нидерландах значительных успехов, снова превратив эту страну в плацдарм для возможной агрессии.
Пока король Испании раздумывал над «Предприятием», менее терпеливый папа римский начал собственную войну против Елизаветы. В 1578 году он снарядил две экспедиции с целью поднять мятеж в Англии, базой для которого должна была стать католическая Ирландия. В обоих случаях это были лишь незначительные горстки людей, не способные завоевать Англию, но предполагалось, что их высадка вызовет массовое восстание католиков. Крестовый поход папы безнадежно провалился, но он продолжал работать над сколачиванием Священной лиги против еретички — королевы Англии. Пока потенциальные союзники находились в нерешительности, глава католической церкви вернулся к привычным средствам борьбы — он благословил иезуитов и их питомцев на убийство Елизаветы: «Поскольку эта греховная женщина из Англии управляет двумя столь славными королевствами в христианском мире к большому ущербу для католической веры и к потере многих миллионов душ, нет сомнения, что, кто бы ни отправил ее из этого мира с благочестивыми намерениями сослужить службу Господу, он не только не совершит греха, но это будет поставлено ему в заслугу». Его призыв был услышан фанатиками, и в начале 80-х годов десятки их устремились в Англию, чтобы проповедовать там среди крипто-католиков или самолично заслужить мученический венец, убив королеву. Двор и страну постоянно будоражили слухи о том, что тут или там схвачен либо католический священник, либо подстрекаемый иезуитами юнец, либо ирландец, намеревавшиеся, проникнув во дворец, застрелить Елизавету или заколоть ее отравленным кинжалом во время прогулки. Никогда еще угроза ее жизни не была столь реальной, как в эти годы.
Протестанты требовали суровых мер против католиков. Тайный совет ужесточил отношение к ним, увеличил штраф за отказ посещать протестантскую службу и подверг всех католиков принудительной регистрации. Наиболее бдительные требовали запретить католикам носить оружие и удалить их от двора. Королева же по-прежнему пренебрегала мерами безопасности. Лейстер писал Уолсингему: «Ничто так не огорчительно для меня, как видеть, что Ее Величество верит, будто увеличение числа папистов в ее королевстве может быть неопасным для нее». Его опасения были не напрасны: в 1582 году на одного из лидеров европейского протестантизма, Вильгельма Оранского, было совершено покушение, принц был тяжело ранен наемным убийцей, но выжил. Однако повторная попытка удалась — в июне 1584 года Вильгельм Оранский был убит. Очередь была за Елизаветой.
В середине 80-х годов неизвестный художник написал портрет королевы, который ныне хранится в личной коллекции Елизаветы II. Он лишен парадности, скорее камерен. Вместо атрибутов власти королева сжимает по-прежнему тонкими прекрасными пальцами веер из страусовых перьев. Ее лицо поразительно печально. Скорбные морщинки пролегли у губ, красивые веки резко очерчены, карие глаза глубоко запали — и в них невыразимая тоска.
Смерть ходила в двух шагах от Елизаветы. Лицо ее было трудно распознать в толпе. Кто это будет — старый священник, которому уже нечего терять в этой жизни, крепкий наемник-профессионал или романтический юнец? Но у смерти всегда было одно имя — Мария Стюарт. Она намеревалась выиграть любой ценой и водрузить на свою голову корону королевы Англии.
Прошло уже восемнадцать лет с тех пор, как Мария вступила на английскую землю и осталась здесь пленницей. Время обошлось с шотландкой безжалостно: сорокатрехлетняя, она выглядела развалиной по сравнению с пятидесятидвухлетней соперницей. Ее мучили радикулит и боли в суставах, она с трудом передвигалась, скривилась набок и едва могла сидеть на лошади. Лишь над ее неуемным нравом время было не властно: королева без королевства по-прежнему верила, что обретет его когда-нибудь. Поскольку после заговора Ридольфи и казни Норфолка ей запретили переписываться с иностранными государями и вся корреспонденция к ней без пользы накапливалась во французском посольстве, она обратила свой эпистолярный пыл на Елизавету, то умоляя, то угрожая и требуя вернуть ей шотландскую корону. За эти годы в Шотландии вырос ее сын Яков. Воспитанный протестантом, чрезвычайно сообразительный молодой человек, бесконечно любивший себя, прекрасно понимал, что судьба сделала его одним из наиболее вероятных наследников английского престола. Добрые отношения с английской «тетушкой» Елизаветой были для него во сто крат важнее, чем спасение неразумной матери, к тому же убийцы его отца. Яков не прислушивался к голосу крови, он никогда не видел Марии и не питал к ней нежных чувств.
Она же свято верила, что сын вызволит ее из плена и они станут царствовать в Шотландии вместе. Это, по ее мнению, могло устроить Елизавету, так как сын-протестант, если бы ему завещали английский престол, мог стать гарантом от безрассудств католички-матери. Расчет оказался верным, и Елизавета в который раз возобновила переговоры с Шотландией. Она по-прежнему ничего так страстно не желала, как избавиться от присутствия Марии. Но тут заупрямился Яков: он совсем не жаждал возвращения матушки и не намеревался делить с ней престол. Дело снова зашло в тупик, и Елизавета исчерпала последнюю возможность спасти Марию.
Новый диалог, завязавшийся между двумя королевами, шел абсолютно вразрез с общественными настроениями. Протестантская Англия имела собственное мнение о Марии Стюарт — «змее, пригретой на груди», и прочих католиках — «опасных волках и изменниках». Убийство Вильгельма Оранского стало сигналом для мобилизации всех протестантских сил. Хотела того королева или нет, ее собирались защищать от невидимых врагов всем миром, а вместе с ней — и протестантское будущее Англии. В этой нервной обстановке среди членов Тайного совета и в высших кругах дворянства зародилась необыкновенная идея: создать что-то вроде круговой поруки — «Ассоциацию» для защиты их королевы от посягательств католиков. Всему дворянству королевства предлагалось подписаться под документом, который гласил, что, если на королеву Елизавету будет совершено покушение в интересах кого-либо из претендентов, не только права такового будут аннулированы, но и он сам будет немедленно казнен «любыми доступными средствами». Это было нечто новое в политической практике XVI века, своего рода плебисцит, которым решались вопросы жизни и смерти Божьего помазанника. Через голову самой государыни, судов, парламента, то есть всех тех, кто мог законным образом устанавливать порядок наследования, нация властно заявляла о собственных интересах. Марии открыто грозили судом Линча за малейший волосок, который упадет с головы Елизаветы. Нет смысла доказывать, что этот документ попирал все нормы права, так как в случае покушения на английскую королеву он не оставлял шотландке возможности оправдаться перед судом. Но наступали времена, когда не только монархи говорили с народом новым языком, но и народы полагали, что имеют на это право.
«Ассоциация» имела колоссальный успех, сотни провинциальных джентльменов ставили свои имена на подписных листах. Списки стекались в Лондон, и оставалось только провести идею через парламент, придав ей силу закона.
Мария повела себя великолепно. Она заявила, что сама готова подписать петицию об «Ассоциации», сделав вид, что не понимает, против кого она направлена, и всячески подчеркивая свою лояльность по отношению к Елизавете. Если бы она не кривила душой…
К этому времени разведка Уолсингема опутала ее невидимой паутиной. За французским и испанским посольствами велась неусыпная слежка. Удалось обнаружить секретный канал переписки Марии с
