– Да… – Ее начало лихорадить. – Пер…
– А завтра очередь другой?
– Дру… – выдохнула Люда. – Да…
– И так все по очереди? Все двадцать семь?
– Не… нет.
– Почему?
Бондарь отстранил девушку, держа ее перед собой на весу, словно разглядывая нашкодившего котенка. Размякшая, безвольная, она еле ворочала языком:
– Долго ты меня будешь мучить? Я тебя хочу, так хочу…
– Сначала ответь. Все двадцать семь?
– Нет… Пятерых уже положили…
– Куда?
Тут Бондарь вспомнил про бесстрастный видеоглаз, неотрывно наблюдающий за происходящим в постели, и резко сменил тактику.
– Неужели ты не понимаешь, – сказал он, – что я не имею права якшаться с тобой и с твоими подружками? Маргарита Марковна оказала мне честь, приблизив к себе, а я? Стану путаться с малолетками, вместо того чтобы сохранять расположение такой женщины! – Воскликнувший эти слова Бондарь надеялся, что его голос звучит достаточно искренне и достаточно отчетливо. – А что, если Маргарите Марковне донесут про твой визит? – спросил он. – Как она на это отреагирует, а?
– Ой-ой-ой! – Томная поволока в голубых глазах Люды растаяла, уступая место злобным огонькам уязвленного самолюбия. – А то Маргарита Марковна не знает, кто к кому по ночам ходит и зачем!
– Сатирикон какой-то, – вырвалось у Бондаря.
– Ага, вечер сатиры и юмора. Обхохочешься! – Люда сердито попыталась освободиться от пальцев, впившихся в ее бока. – Ему хочешь сделать приятное, а он… Ну и целуйся со своей Маргаритой Марковной! Нашел красавицу! Да она просто старая вешалка, как бы ни молодилась. И Юрасик ее – пень трухлявый. Два сапога пара!
Исчерпав запас слов, Люда затрепыхалась с такой яростью, что Бондарю показалось, будто он стискивает пальцами огромную извивающуюся рыбину, отчаянно борющуюся за жизнь.
Отпустить ее? Нет, пусть сперва выполнит желание того, кто держит ее в руках!
Чтобы не утратить инициативы, пришлось расщедриться на еще один затяжной поцелуй, мучительно долгий, как стон, вырвавшийся у Люды. Из духа противоречия она толкнула Бондаря в грудь, но ее ладони там и остались, будто примагниченные. Тем временем его руки старательно исследовали нижнюю половину Людмилиного торса, отмечая бархатистость ее живота и бедер. Шумно дыша, она по-кавалерийски обхватила его ногами. Теперь они сидели лицом к лицу, плотно прижавшись друг к другу.
– Давай, давай же, – простонала Люда, ерзая на ногах Бондаря. – Сколько можно, блин! Я сейчас растекусь вся, на хрен! Растаю, как пломбир! Хватит надо мной издеваться! Что тебе стоит, ну?
Оторвав от себя протестующую девушку с брезгливой миной человека, избавляющегося от пиявки, Бондарь без церемоний швырнул ее на кровать.
– Остынь, – посоветовал он прерывающимся голосом. – Излишняя эмоциональность плохо сказывается на нервной системе.
– Эх ты, глупенький, – пробормотала она, поглаживая кончиками пальцев блестящий от пота живот. – Упустил такую возможность. Думаешь, халява продлится вечно? Бьют – беги, дают – бери.
– Еще в школе меня учили избегать случайных половых связей, – сказал Бондарь, отводя глаза.
Инстинкт побуждал его накинуться на лежащую рядом шлюшку и утолить неутоленное желание, но мужчина тем и отличается от самца, что умеет перебарывать инстинкты.
– Заразиться боишься? – По звучанию это напоминало мурлыканье сытой кошки, которая все же не прочь слопать зазевавшегося воробья. – Напрасно боишься. Тут все сто раз проверенные, вдоль и поперек изученные. У нас чуть ли не каждый день медосмотр.
– Зачем? – спросил Бондарь. Профессиональное любопытство оказалось сильнее возбуждения.
– А как же иначе в нашем инкубаторе? – удивилась Люда и села, опираясь о кровать обеими руками.
– Почему инкубатор? – осведомился он, потянувшись за сигаретой.
– Много будешь знать, скоро состаришься, – наморщила нос Люда. – Дай сигарету.
– Перекур отменяется, – произнес Бондарь, не замечая протянутую руку.
– Так я и знала. Все-таки надумал вставить?
– Почти.
– Что значит: почти?
– Я собрался тебя
– Но я не хочу, я не могу, – всполошилась Люда. – У меня времени – до семи утра!
– У меня тоже. И я собираюсь как следует выспаться.
Последняя фраза, оброненная гостьей, окончательно убедила Бондаря в том, что пора положить конец этому фарсу. Несомненно, ее подослали. Велели пробыть в его постели с десяти часов вечера до подъема. Но Бондарь устал бороться с искушением. И он понимал, что дальнейшие расспросы выдадут его с головой.
– Одевайся, – он сунул подбежавшей Люде пижаму, уронил к ее ногам тапочки. – Иначе я вышвырну твое барахло в коридор и тебя следом.
– Ты ничего не понял! – Ее ресницы порхали в полумраке, подобно миниатюрным веерам, создавая иллюзию легкого сквознячка.
– Все я понял, – безжалостно отрезал Бондарь. – Меня не прельщает секс по расписанию и по чьей-то указке.
– Но я хочу остаться сама, – воскликнула Люда, – честное слово!
– Я тоже хочу остаться сам. И тоже не вру.
Подозревая, что переговоры могут затянуться, Бондарь выхватил у девушки пижамную курточку и напялил на нее, напоминая раздраженного отца, силой одевающего капризного ребенка. Со штанами Люда справилась самостоятельно, не переставая сетовать на черствость Бондаря. Он ее не слушал. Ему было важнее, что подсказывают ему совесть и голос разума, а те явно проявляли одобрение.
– Ну ты и лох, – с чувством произнесла Люда, настойчиво подталкиваемая к открытой двери. – Просто идиот.
– Меня переполняет аналогичный восторг от нашего знакомства, – галантно произнес Бондарь и шлепнул гостью по попке. – Выметайся, добрая фея.
Смерив взглядом охранника, появившегося из-за угла, он захлопнул дверь и немного постоял в темноте, прислушиваясь к происходящему в коридоре. Прошуршали Людмилины тапочки, и стало тихо. Тогда Бондарь ринулся в ванную комнату и обрушил на свою разгоряченную голову водопад ледяной воды. Он провел под душем не менее десяти минут, но все равно биение его сердца было слишком сильным, когда он упал на кровать и зажмурился, приказывая себе спать.
Мозг упорно отказывался повиноваться, подбрасывая Бондарю все новые и новые вопросы. За кого его держат? За племенного быка? За жеребца-производителя? И вообще, черт подери, что здесь происходит?
Глава 15
К своему прискорбию, по прошествии нескольких дней Бондарь так и не узнал ответов на интересующие его вопросы. Правда, постепенно обитатели горной базы привыкли к присутствию постороннего и стали относиться к нему без подчеркнутой подозрительности. Это внушало надежду на
