отношением к своим долгам. И вообще… И вообще, ты в последнее время мне не нравишься. Затравленный какой-то, запуганный. Ты же молодой ученый! Ты гений! Ты цвет нации!
Андрей кивал, натянуто улыбаясь.
– Деньги-то спрячь, – подсказал Князь. – Нехорошо это святое место деньгами пачкать. Библиотека – это храм…
Он взял книгу Лескова, полистал ее и, снова нацепив очки, устремил взгляд на страницу.
– Вот, послушай: 'Я как вскочу, сейчас, бывало, не дам лошади опомниться, левою рукою ее со всей силы за ухо да в сторону, а правою кулаком между ушей по башке, да зубами страшно на нее заскриплю, так у нее у иной даже инда мозг изо лба в ноздрях вместе с кровью покажется, – она и усмиреет…' Сильно написано, правда?
Когда они выходили, библиотекарша провожала их восторженными глазами.
– Я вас приглашаю к нам на литературный вечер, – сказала она. – В пятницу, в восемнадцать часов. 'Творчество Чехова – песня души человеческой'. Приходите, будет очень интересно!
– Спасибо, милая, – кивнул Мамедов, застегивая кожаный плащ. – Мы сначала с Лесковым разделаемся, а потом и за Чехова возьмемся.
'Миша точно откажется, – думал Андрей, машинально просовывая правую руку в левый рукав куртки. – У меня уже все аргументы исчерпались. Словами его не убедишь…'
И все-таки он пошел к Ковальскому и начал убеждать его словами. Он говорил, что Князь начал угрожать, собирается выдавить им через нос мозги, если они откажутся отработать долг, что надо в последний раз потрудиться, сделать порошок и окончательно рассчитаться.
Миша слушал молча, затем взял со стола газету, развернул ее и зачитал то, что было очерчено красным карандашом.
– 'На 'черном рынке' один грамм героина стоит сто пятьдесят – двести долларов'. – Он поднял глаза. – А сколько мы изготовили метадона? Если не ошибаюсь, тридцать граммов? На шесть тысяч баксов!
– Речь идет о героине, – возразил Андрей, чувствуя себя ужасно неловко. – Метадон наверняка гораздо дешевле.
– Насколько дешевле? – уточнил Ковальский, в упор глядя на Андрея.
– Ты что? – обалдел Андрей, догадавшись, что Ковальский стал подозревать его в нечестности. – Ты думаешь, что я говорю тебе неправду? Что я присвоил себе деньги?
– Я ничего не думаю, – ответил Ковальский, но недостаточно убедительно. – Твоему Князю, по- моему, понравилось нас 'доить'. Он вошел во вкус.
– Ты думаешь, на метадоне он поднял большие бабки? – произнес Андрей.
– Я уверен в этом, – твердо ответил Ковальский. – И у него еще хватает совести говорить, что мы остались ему должны. Посылай его подальше – вот тебе мой совет.
– Плохой у тебя совет, – тихо произнес Андрей, глядя в окно. – Ты его не знаешь, и тебе кажется, что все так просто. Встретился бы с ним раз – говорил бы по-другому.
Сестра Миши принесла в комнату кофе.
– Печенье принести? – спросила она, расставляя чашки на столе.
Андрей пил кофе и не чувствовал его вкуса. Перед его глазами стояло навязчивое видение: как Князь вытряхивает из лошадиной головы мозги, и они красными сгустками окропляют траву.
– В любом случае я в лабораторию больше не вхож, – сказал Миша, будто Андрей продолжал уговаривать его. – Отец не поймет меня, если я снова засяду там. Приведет экспертов, и нам с тобой крышка.
Андрей понял, что если он найдет другую лабораторию, то Миша согласится. Но у него не было даже квартиры, где можно провести синтез.
– Может быть, запряжем на это дело твоего знакомого? – вдруг осенило его.
– Кого? – скривился Миша. – Нечипорука? А что он может?
– Все-таки он учится в МГУ. Может быть, у него есть доступ в факультетскую лабораторию?
– Не знаю, – ответил Миша и с сомнением покачал головой.
– Но ты все-таки поговори с ним, – настаивал Андрей.
Глава 17. НЕ ВЕДАЕТ, ЧТО ТВОРИТ
Женька, прочитав письмо от Ковальского, полученное нарочным через проводницу поезда, испытал одно, но совершенно ясное чувство: пришел его звездный час. Время все расставило на свои места. Он утер нос бывшим старшеклассникам, по привычке кичливым и высокомерным. Они позорно сдались. Они признали превосходство ума Женьки над своим и теперь просили помощи.
Нечипорук вытащил Лешку с практического занятия и сунул ему письмо под нос.
– Читай! – приказал он.
Пока неторопливый и флегматичный Филин разбирал каракули Ковальского, Женя мысленно строил грандиозные планы. Во-первых, надо срочно связаться с Игорем Яковенко из Воронежа, чтобы тот на любых условиях арендовал лабораторию и подготовил ее к большой работе. Во-вторых, немедленно приступить к закупке оборудования. А реактивов надо всего-то раз-два и обчелся. Дифенилацетонитрил, который они с Лешкой приготовили в бабушкином сарае, там и лежит, ждет своего часа. Остается забрать его да перевезти в Воронеж. Согласовать сроки. Поставить задачу Лешке и Игорю. И все.
Женя заметил, что ему нравится руководить людьми, организовывать какое-нибудь мероприятие. Он словно воочию видел перед собой конечную цель – научно-исследовательский триумф, лавры победителя – и шел к ней самым коротким путем. Деньги его интересовали лишь как средство для достижения цели. Ему было нужно только удовлетворение тщеславия, компенсация за то унижение, которое он испытал на перроне Краснодарского вокзала.
Экономя время, он не стал писать письмо, а позвонил Игорю Яковенко в Воронеж и открытым текстом попросил подготовить лабораторию к работе. Предвидя вопрос, зачем ему нужна лаборатория, Нечипорук сказал:
– Опять будем делать иммобилон. Но на этот раз у нас все получится.
Игорь еще в прошлый раз догадался, какой 'иммобилон' пытались изготовить его московские приятели, но отнесся к этому спокойно. Он и сам интереса ради пытался произвести 'нечто такое, что нельзя'. Запретный плод, как известно, сладок. Попытка изготовить гексоген закончилась неудачей, а вот более простую гремучую смесь он все-таки синтезировал, и в новогоднюю ночь вместе с мальчишками взрывал шашки собственного изготовления. Потому азарт, с которым Женя и Леша намеревались произвести наркоту, был ему вполне понятен.
Он разогнал под вакуумом необходимые продукты, о чем его просил Нечипорук, и стал ждать приезда гостей. Через неделю Женя и Леша приехали в Погар за дифенилацетонитрилом и оттуда взяли курс на Воронеж.
– Знай наших! – восторженно крикнул Женя, когда руководимая им бригада молодых химиков спустя несколько дней произвела на свет три литра бурой жидкости.
Еще сутки ушли на то, чтобы выкристаллизовать продукт. В итоге у них получилось около шестидесяти граммов темного порошка, который Женя, ничтоже сумняшеся, уверенно назвал метадоном.
Он сам поехал в Краснодар и с гордым видом вручил порошок Ковальскому.
– Неужели получилось? – скептически произнес Миша, рассматривая содержимое аптечной склянки из коричневого стекла. – На себе испытал?
– На себе? – переспросил Женя. Ему показалось, что он ослышался. – Ты что! Я, вообще-то, достаточно старомоден и привык ловить кайф от хорошей музыки и девчонок.
– Ну-ну, – сказал Ковальский. – Если все будет нормально, то через неделю-две получишь деньги.
