быть обязана, выходить замуж – нет, с дедом разберусь сама. Котенок, целую… сильно-сильно, и в носик, и в щечки, и вообще! Я соскучилась!»
Все еще улыбаясь после прочтения письма, я вернулась в общую комнату. Девочки как раз с лекций вернулись. И вот стою я, улыбаюсь опять же, а Василена Владимировна и спрашивает:
– И что там? Жених объявился?
– Ага, – ну да, жених – не самое радостное.
Тут кто-то за столом подавился, с трудом откашлялся, да это Ташши! Он едва смог выговорить:
– Кто?
– Жених, – повторила Верховная.
– Как жених? – у некроманта такое растерянное лицо стало, и даже челка повисла, а огонек в черепе стал тусклее.
– Да какой там жених, – главный очаровательно жене улыбнулся, – Ярославе было пять лет, когда помолвка состоялась.
– Милы-ы-ый! – протянула Василена Владимировна.
– Молчу, любимая, – ответил некромант жене и тут же громким шепотом сообщил племяннику: – Он тебе не соперник!
– Любимый! – возмутилась Верховная.
– К тому же будущая теща против его кандидатуры, а теща это знаешь какая сила? Это не сила, а силища!
Я рассмеялась и честно призналась девочкам, что уезжаю дней на пять, не больше. А потом, взяв Верховную за руку и уведя ее все в ту же ученическую, я с замиранием сердца спросила:
– А Инар, он… что?
Василена Владимировна присела на краешек стола, взяла меня за руки и начала рассказывать:
– Его не исключили, Ярослава. – Я издала выдох, полный облегчения, но Верховная добила: – Он сам ушел.
Замерев, с удивлением смотрела на ведьму.
– Сам, Ярославушка. Не вынес… того, что случилось с ним и с Лин… а главное, того, что случилось с тобой. Я ведь неправа оказалась, Ярослава, он помнил все. А пуще всего тебя. К тебе и вернулся с того света. Тебя и искал здесь.
Верховная помолчала, да и продолжила:
– Главный-то мне всего не рассказал, но магистр Онтар описал ситуацию подробно. Знаешь, эльфы, они очень чувствительные, они эмоции чувствуют. Он, считай, единственный, кто все понял.
– Что понял? – едва слышно отозвалась я.
– Что ты любишь Инара. – Верховная улыбнулась. – Любишь, несмотря ни на что, ведь сердцу не прикажешь.
– Да?
– Да, Ярослава, да. А остальные, они ведь факты видели.
– Какие? – спросила, а самой страшно.
Василена Владимировна начала перечислять:
– Что ты на спасение Ташши ринулась, что, его защищая, Инару сказала слова заветные… Что, едва миновала угроза, опять же к Танаэшу устремилась. А когда он тебя поцеловал, ты ведь обняла его…
– Мне было холодно…
– Инар решил иначе. Лианну отстранил от себя и пошел с повинной к главному.
– А как же Лин?
– А что Лин, Ярослава?
И я промолчала. Что тут сказать, как вспомню счастье Яринки…
– Знаешь, был у меня жених, – вдруг заговорила Верховная. – Спас он меня от первой и очень горькой любви, практически с того света вытащил. Я и дала ему слово, что его буду. Верила в каждое слово клятвы, а потом… тот день, Даркаэрш и чувство, словно лечу над миром. Сколько слез потом, как винила себя, как ругала, дрянью последней чувствовала. Но вот прошли годы и, знаешь, просыпаюсь по утрам и понимаю, как хорошо, что так оно сложилось. Ведь жить с нелюбимым страшно, Ярослава. И жениться из жалости тоже нельзя. Я не оправдываю Инара, но и понять его могу. Лин очень больно сейчас, но лучше так, чем, прожив годы и родив детей, в один день понять, что тебя никогда не любили. А она девочка добрая и светлая, пройдет время – и боль ее пройдет.
– Я себя виноватой чувствую, – призналась, и как-то стало легче.
– За что, Ярослава? Вины твоей нет.
– Я… слова не те сказала.
– Не они его к тебе толкнули, не они… Давай так сделаем: поезжай к родителям да на балу отдохни, а как вернешься, устрою вам встречу с Инаром, поговорите, все обсудите. Если не судьба вам – значит, первая любовь комом, а коли судьба… Тебе решать, Ярослава. Только тебе. Ты сердце слушай, оно подскажет. Но сначала школу окончи!
– А как вы встречу устроите?
– Организуем ему вызов в кабинет министра. Могу я раз в жизни использовать родственные связи или как? – Верховная весело подмигнула. – Ты не грусти, Ярослава, все будет хорошо. Вот увидишь.
В тот же вечер, наобнимавшись с девчонками, я и уехала. Ну, уехала – это громко сказано. Трижды кольцо повернула, на камень надавила и, как всегда, от души завизжала, проваливаясь в темноту.
А у нас было лето! И светило яркое солнце. И трава была зеленая, а в воздухе царил аромат маминых любимых абрикосов, которые цвели круглый год ей на радость, а соседям на зависть – ну не любят тут маму. И за красоту, с годами не увядающую, и за сад, вечно цветущий, а больше всего – за характер! Правда, как я родилась, соседки сменили гнев на милость и даже решили ее пожалеть. Ну как же, родить самую обычную дочь – это страшное наказание. Но мама им быстро втолковала, что жалость является последним чувством, которое по отношению к ней можно испытывать.
И вот стою я, активно ворот расстегиваю, ибо солнышко припекает, и тут земля начинает трястись.
– Только не это, – простонала несчастная я.
Их было шестеро. Огромных, размером с коняку, сторожевых псов. И вся эта стая, радостно повизгивая, мчалась к одной маленькой мне. И я уже знала, что дальше будет.
– Дем, Смерть, Жуть, Ужас, Мрак, Тайфун, сидеть! – скомандовала я в самый последний момент.
Шестеро абсолютно черных псов с совершенно красными глазищами радостно бухнулись на землю. Я бухнулась тоже, потому что на ногах не удержалась. Но суровое выражение на лице храню, ибо стоит расслабиться – и вылижут с ног до головы в буквальном смысле. А слюна у них паршиво отмывается. Зато псы пастями улыбаются и хвостами по земле бьют.
– Вы мои хорошие, – не удержалась я.
Зря. Вся стая, от радости, что их узнали и похвалили, бросилась здороваться… ну да, с языками. И тут как прогремело:
– Ярусик!
Антуан спикировал с неба, выхватил меня практически из пастей песиков и взмыл в небо. Ну я завизжала, высоко же, а брату хоть бы хны.
– Яренка! – и меня подбросили в воздух, а потом поймали и снова бросили. – Ты вернулась! Я так соскучился.
Не поймал. Лечу вниз и понимаю, что сейчас всех убью.
– Яра! – Лиарс перехватил прямо на лету и начал щекотать. – Ярусик!
– А-ха-ха, – был мой ответ.
А внизу бесновались от радости псы и безжалостно топтали мой саквояж, зато братцы решили поделиться мной. То есть начали перебрасывать прямо в воздухе, ну и щекотать заодно.
– Хва… хва… хватит!
В небе прогремел гром и послышался голос деда:
– А ну живо отпустили сестру, охламоны крылатые!
– Привет, деда… – сказала я, находясь в свободном падении… а земля-то уж близко.
