к земле. Если ситуация станет угрожающей, садитесь без команды.
– Понял, сэр… – пилот неопределенно пожал плечами.
Он снизил высоту полета, и теперь они в деталях могли видеть все, что проносилось прямо под ними.
…Задрав голову, вертолет проводил взглядом гаишник, уже начавший процесс взимания своего трудового «чай-пая» с очередного «среднеудойного» автомобилиста – молодого киргиза на потрепанной «семерке». Возможно, в этот момент гаишник размечтался о том, как здорово было бы стать сотрудником пока еще не созданной воздушной авиаинспекции. Уж там-то «чай-пай» мог бы быть на порядок выше.
…У околицы киргизского селения старик вел на веревке козу, которая при появлении вертолета стала дичиться и рваться из стороны в сторону, едва не сбив с ног своего хозяина.
…На площади какого-то райцентра стояла толпа митингующих, которая размахивала флагами и потрясала транспарантами перед лицом растерянных чиновников в черных костюмах с галстуками. При появлении вертолета те с какой-то затаенной надеждой и чуть ли не мольбой устремили свои взоры в сторону воздушной машины. Может быть, в этот момент они вспомнили мультяшную детскую песенку про волшебника на голубом вертолете, который подарит им надежду на избавление…
Когда вертолет миновал небольшую горную гряду, поросшую лесом, ветер, словно смирившись с настырностью людей, летящих вопреки его угрозам, несколько стих. В просвете между тучами вновь блеснуло солнце. Сразу же повеселевший пилот заметно расслабился и утер ладонью лоб. Он понимал, что летит не в гости к старому приятелю и что ему теперь придется объясняться с киргизскими властями, давая отчет о том, почему и как он оказался на территории суверенного государства, не имея на то абсолютно никаких соответствующих разрешений и допусков. Но он надеялся на заступничество великой и всемогущей Америки, гражданином которой являлся. Ведь лично он никакого ущерба Киргизии не нанес. Он даже не знал (хотя на самом деле прекрасно знал), куда и зачем летит. Его наняли внешне респектабельные, сугубо позитивные джентльмены, которые попросили забрать попавших в беду альпинистов. Поэтому никакой он не пособник диверсантов и террористов, а добрый спасатель, можно даже сказать, в некотором роде Бэтмен…
Мысли зажавшихся в зад салона вертолета троих «альпинистов», в отличие от пилота, были далеки от оптимизма. Эти знали точно, что им придется иметь дело с русскими, а именно с ФСБ, которая, по сути, ничем не отличалась от былого кошмарного КГБ, о котором им много чего страшного рассказывал Учитель. Они уже заранее видели себя сидящими в пыточных креслах, с запястьями и щиколотками, закованными в кандалы, по которым троглодиты-русские пускают высоковольтные разряды тока. Еще им виделись раскаленные шампуры, терзающие тело, и острые иглы, вонзаемые под ногти. О-о-о!.. Учитель прямо говорил, что нет на свете людей более жестоких, чем эти русские.
Вот он, сидит перед ними, один из этих свирепых варваров. Лицо сплошь измазано уже засохшей кровью. Взгляд предельно жесткий и пронизывающий… Такой перехватит горло ножом, не моргнув и глазом! У-у-у, зверюга! Ведь это он командовал горсткой салаг-срочников, которая сумела одолеть хорошо подготовленных вояк. Это он уничтожил посланных на его поимку четверых высококлассных рэйнджеров, сумев организовать сход снежной лавины. Как же им сейчас не хватает мудрых наставлений и указаний Учителя!
А вот уже и территория полигона… Вон он, тот ангар, из которого они раздобыли части торпеды по приказу своего Учителя. Вон, со всех сторон к тому месту, куда начал садиться вертолет, сбегаются эти страшные русские, и все с оружием. Велики боги, что теперь с ними будет?..
Словно прочитав их мысли, Лавров внимательно окинул взглядом своих пленников и по-английски предупредил:
– Попрошу без глупостей! Что, «супермены», в штаны наделали? Не надо паники. И не вздумайте делать резких движений. Автомат изготовлен к бою, и если даже кто-то уцелеет от выстрелов, машина в любом случае будет выведена из строя. Погибнем все вместе. Ясно?
Разумеется, его подневольным спутникам это было ясно. Но они с маниакальной убежденностью помнили ежесекундно и другое, внушенное им Учителем: они никогда, ни при каких обстоятельствах не должны попасть в руки злодеев-русских. Лучше стать жертвой каннибалов с Борнео, убеждал Учитель, нежели оказаться в русском плену.
В какой-то момент, подстегнутые животным ужасом, трое боевиков, переглянувшись меж собой, с отчаянным воем ринулись на ненавистного им человека, который вез их в плен, подобный аду, в чем они были абсолютно убеждены. В тот же миг, словно вбивая в уши гвозди, в тесноватой кабине вертолета раздался оглушительный треск автоматной очереди. Двое – боевик, сидевший справа, и Румпель – получив свою порцию свинца, тут же мешками повалились на пол. Третий успел рукой подбить ствол автомата, и Лавров, в горячке этой внезапной схватки не ослабивший нажим на спусковой крючок, в последнюю секунду понял, что остаток пуль ушел в потолок вертолета.
Словно поперхнувшись, двигатель несколько раз чихнул и заглох окончательно. Последнее, что помнил Лавров, был отчаянный, душераздирающий крик пилота и падение в кабине, пол и потолок которой внезапно поменялись местами…
…Майор спецназа Российской армии Андрей Лавров шел по дороге, которая была проложена по какой-то очень странной местности, совершенно ему незнакомой. С обеих ее сторон клубился вязкий туман. Сама дорога была посыпана необычным, белесым песком, на котором не оставалось его следов. Не чувствовалось и малейшего дуновения ветра. При этом с левой стороны дороги, где туман был более темный и скорее напоминал дым, веяло затхлым холодком, тогда как справа, где туман был легкий и светлый, исходило свежее, приятное тепло.
Сколько времени длился его путь, Андрей не помнил. Не знал он и того, куда именно сейчас направляется. Себя он ощущал как обычно. На нем была новенькая летняя форма – защитного цвета рубашка и брюки, ботинки, твердыми дощечками слегка давили на плечи еще не обмявшиеся майорские погоны, на голове была форменная, почему-то невесомая фуражка. Вся та данность, которую удерживала его память, ограничивалась немногим. Он знал, что он – это он. Понимал, что идет по дороге и что не идти по ней он не может. Еще твердо знал, что сворачивать со своего пути не должен ни в коем случае. Ему об этом вроде бы никто не говорил, но он об этом просто знал и помнил.
С какого-то момента туман по обеим сторонам дороги постепенно начал редеть, и Лавров наконец-то смог разглядеть то, что скрывалось за непроглядной пеленой. Сквозь чистую, полупрозрачную, молочно- белую дымку справа он увидел в некотором отдалении от себя дивный, цветущий сад. Еле ощутимый ветерок донес до него пьянящий аромат цветущих яблонь с примесью горьковатого запаха черемухи. А еще от сада веяло терпковатой сладостью роз и свежестью ландыша…
А вот слева… Сквозь грязновато-неопрятные клочья серого тумана виднелись, словно опаленные безжалостным огнем, груды черных камней и барханы черного песка, из которого лишь кое-где торчали обугленные сучья повалившихся, полузасыпанных песком деревьев. Оттуда доносился запах гари и тлена. А еще – это Андрей ощутил, пройдя по дороге дальше, может быть, шагов сто (или тысячу, сто тысяч, миллион?) – из сада доносилась приятная, тихая музыка. Ее чарующие звуки будили в душе неописуемый восторг, отчего у него перехватывало дыхание и замирало сердце.
Опять слева… Боже!.. Стоило ему посмотреть в ту сторону, как в уши ударяла какая-то непонятная какофония, представлявшая собой странную смесь металлического лязга и скрежета с глухим костяным перестуком, к которому временами примешивался визг, напоминающий царапанье железной вилкой по стеклу. А еще в эти малоприятные звуки вплетались еле различимые вздохи скорби с нотками безутешного плача.
А еще Андрея поразило небо, раскинувшееся над опаленной пустыней. Если над садом оно было безмятежно-чистым, сияющим безупречной синевой, то слева его сплошь покрывали тяжелые, угрюмо клубящиеся свинцовые тучи.
Содрогнувшись от увиденного, Лавров вдруг ощутил нестерпимое желание, нарушив непонятно чей запрет, пойти к саду. Побродить среди цветущих яблонь, вдыхать их аромат и без конца внимать прекраснейшей музыке, создать которую могло только само совершенство. И он уже приблизился к краю дороги, как внезапно слева до него донесся чей-то голос.
– Тебе туда нельзя! – каким-то звенящим, металлическим голосом сказал невесть откуда взявшийся сгусток черного тумана, который появился у левого края дороги, внезапно начав принимать очертания
