поворотливым мужикам! Гонорея роняет автомат, хватается за лицо…
Я метнулся в сортир, украшенный очередным трупом, отстегнул ремень с подсумком, который теперь уж точно Мамону не понадобится, стянул с него бутсы (велики на три размера, но какая разница?). Вернувшись назад, я стал свидетелем возмутительной сцены: подельники успели похватать оружие, боеприпасы и теперь судорожно подпрыгивали вокруг стола и давились немецким пивом!
– Да вы совсем охренели! – Я ворвался в дежурку, отобрал у Шмакова бутылку… и начал лихорадочно хлебать, запрокинув голову.
– Михаил… – бормотал ошарашенный Шмаков. По синей бороде текли золотистые капли, – Михаил… Не могу поверить… Я человека убил…
– Подумаешь, какие нежности, – сплюнул я. – Успокойся, Коля, один раз – еще не водолаз.
«Элегантно», чисто по-офицерски, матюкаясь, Хомченко сдергивал с покойного Гонореи пятнистую куртку. Замерзнуть боялся? Автоматная очередь простучала снаружи. Длинная – на все тридцать патронов в магазине. И сразу за ней – ливень огня! Мы все подпрыгнули. Какой резон стрелять с вышек, если неизвестно, что происходит в бараке? Райнов! – осенило меня. Услышал выстрелы и понял, что мы действуем, решил вступить со своей стороны. О, хоть бы так и было…
– Мужики… – заторопился я, – Райнов валит своих… Пулей из барака, но не забывайте про часовых на вышках, берегите свои героические задницы. Бегите к подсобкам, где машина – кричите, что свои, а то перебьет вас сдуру. Вперед, мужики, эту жизнь стоит прожить…
Когда я ворвался в спальное помещение, интенсивность огня за бортом нарастала. Полагаю, спящих уже не было. Но информировать народ я был обязан.
– Эй, вставайте! – завопил я. – Счастье пришло, откуда не ждали! Это побег, россияне! Кто хочет попытать удачи, драпайте из барака! Рассыпайтесь по ущелью, лезьте в горы, в леса! Кто хочет подохнуть, оставайтесь!..
Я хотел еще добавить, что не стоит покидать барак, пока не смолкли выстрелы. Но не стал терять время – сами сообразят. Опрометью кинулся к выходу – какое острое ощущение вкуса жизни!.. Скатился с крыльца – и за бочку с дождевой водой, из которой хлестало через край. Надо же случиться – дождь шарашил со страшной силой! Видимость – местами, в ситуацию вникать крайне сложно. В меня не стреляли. Я сунул голову в бочку, отфыркался, перекатился за горку «неосвоенной» щебенки и начал разбираться с запутанной ситуацией. Сообщники разлетелись, как семена одуванчиков, трупов у порога не было, и то ладно. У приземистых сараюшек, выстроенных буквой «П», силуэт фургона – пятиместный пикап с металлическим кузовом. Глухо лаяла собака (из помещения!). Под дверью кузова кто-то скрючился, поливал огнем северо-западный угол периметра. Еще чьи-то ноги. У сараюшек шевельнулся третий. Перебежал, выпустив короткую очередь. Эти трое не воевали меж собой, у них имелся общий противник – часовой на вышке! Не причина ли для сдержанного оптимизма?.. Вертухай строчил из РПК, не давая троице покинуть укрытие, делал это довольно мастерски (слава богу, прожектор не включил), и не будет у парней шанса, пока не иссякнут боеприпасы. А время, между прочим, не резиновое…
«Вторая вышка! – сверкнуло в голове. – Диагональ, юго-восточный угол!» Я прижался к закрытому рубероидом фундаменту, засеменил на обратную сторону барака. Тарзаном прыгнул в кусты, растянулся на прелой листве, готовясь поливать вышку. Но здешний часовой не подкачал – висел, переломившись. Не жилец определенно…
А за углом стрельба разгоралась. Пауза – достаточная, чтобы вертухай сменил магазин, и снова истерично лаял проверенный историей пулемет. Решение нашлось. Раз уж я оказался на обратной стороне… Я помчался дальше, вдоль восточной оконечности. Нырнул в траншею, вырытую в полный профиль, продвинулся на корточках вдоль забора – трансформаторная будка, северо-восточный угол, поднял автомат, прижался к дощатому ограждению и, лелея слабую надежду, что товарищи не станут палить по своему, начал смещаться под извергающую лавину свинца вышку…
На нас играло этой ночью многое. Отсутствие собак (их держали в специальном собачатнике рядом с подсобками, а вертухаям, ввиду «большого пива», было влом спускать живность), твердая вера, что с пятью охранниками никто не сможет сбежать из концлагеря – святая правда: разве могут вырваться на волю полностью ослабленные люди?.. Сердце стучало, как пионерский барабан, у которого заклинило барабанщика. Вышка практически надо мной, запрокинув голову, я видел, как извергаются язычки пламени: стрелок лупил короткими очередями. Со стороны машины почти не отвечали – попробуй высунься…
Стрельба оборвалась – магазин покатился по бревенчатому настилу, щелчок, клацнул затвор. Этот парень имел определенный боевой опыт.
– Друг, я помогу тебе! – воскликнул я пафосно.
Эффект последовал незамедлительно – показалась удивленная физиономия. Но чтобы узреть «спасителя», пришлось перегнуться. Я плавно потянул за спуск, автомат запрыгал – радостно и очень кстати. Первым чмокнулся пулемет – я носком подтянул его за ремень. Очень своевременно – с ревом повалилось тело, разбросав конечности. Струйка крови вытекала из глаза.
Типичный «королевский» выстрел – когда подстреленная дичь падает у ног охотника.
Я подхватил пулемет и, сгибаясь под тяжестью страданий и железа, побежал через двор…
Они уже летели мне навстречу с распростертыми объятиями. Мокрые, как мышата, двое в барачной робе, третий в камуфляже.
– Михаил, эффектно ты его! – вопил Шмаков. – Точно в лобешник, блин!
– А пулеметик-то не забыл! – радостно вторил Хомченко, хлопая меня по плечу. – А ну, шевели ходулями, прокурор, фаэтон подан, чешем отсюда!
Я споткнулся о лежащее ничком тело. Еще двое – между кузовом и распахнутой подсобкой – мордами в траву, неподвижны…
– Т-такая вот х-хрень, М-михаил Андреевич… – заикаясь, бормотал Райнов. – У-услышал выстрелы в б-бараке и не стал ж-ждать, п-пока они п-п-прочухаются… Б-ботва отлить на п-пустырь отошел, с-сказал, что это р-ребята в бараке з-забавляются, с-стреляют, то бишь, а Квашняк и Н-наум р-решили проверить… Я с-сначала этих свалил, они и обернуться н-не успели, а п-потом и Б-ботву… – Парень явно находился под впечатлением своей решительности. – З-знаете, Михаил Андреевич, очень с-странно беседовать с л- людьми, зная, ч-что ч-через минуту они умрут…
Я нетерпеливо перебил:
– Это лучше, боец, чем беседовать с людьми, зная, что через минуту умрешь ТЫ! К машине, господа бледнолицые! Делать нечего, наш путь усеют победы!
По итогам блиц-опроса выяснилось, что из всей четверки на «гражданке» шоферил один лишь Шмаков – полгода возил по любовницам и баням директора шарикоподшипникового завода. Ему и выпала честь вести экипаж. Хомченко помчался к воротам – расправляться с конструкцией. Мы запрыгнули в салон. В этот момент и поперла из барака ошеломленная толпа! Пикап уже катил к воротам. Понимаю, мы вели себя не очень гуманно, бросая людей в трудную минуту, но в машине оставалось лишь одно свободное место – не объявлять же конкурс! А набивать несчастных в кузов – далеко же мы уедем! Хомченко долбил из автомата по запору – концлагерь компактный, пропускного пункта нет, а роль впускающих и выпускающих выполняли псы, обязанные слоняться по двору, и вертухаи на вышках…
Хлипкая конструкция трещала, разъезжались створки… Хомченко ковылял к машине, когда нас кто-то нагнал, начал скрестись по двери. Райнов дернулся, завертел головой.
– Не открывать! – рявкнул я. – Достаточно с этих дохляков одного подарка!
– Это баба, Михаил Андреевич…
– Да хоть супруга президента! Хомченко, в машину! Гони, Шмаков!
– Занято, не видишь, что ли! – орал кому-то невидимому Хомченко, втискиваясь на переднее сиденье. – А ну, отвали, халява, блин!..
Рыча, как зверь, переваливая бугры на дороге, машина одолела распахнутые ворота. За спиной пронзительно кричали – теперь уже с моей стороны – тоскливо так, безысходно. Помешательство сразило – что ж мы делаем-то, в конце концов, безжалостные люди? Бросаем людей на верную погибель. Ну, рванут они в горы, пока охрана не подоспела, а дальше? С голоду подохнут, звери съедят, карательные команды повылавливают… Скрипя зубами, я распахнул дверцу.
– Слышь, рулило, притормози… А ну, упрямая, шевели колготками…
Голова, пыхтящая, как насос, втиснулась в салон. Я схватил бегущую за отвороты робы, рванул на
