После ужина Вин проводил меня домой. Папарацци уже разошлись по домам или, быть может, потеряли интерес к этой истории. Вин хотел узнать, не был ли его отец груб со мной. Я сказала ему, что нет.
— В основном он хотел удостовериться, что я не позволю тебя убить.
— А что ты ответила?
— А я сказала, что постараюсь, но не могу дать гарантий.
После чего мы зашли в мою комнату.
Мы не занимались сексом и даже не подходили близко к этой грани, но я бы соврала, если бы сказала, что такая мысль не приходила мне в голову. Я чувствовала, что раскрываюсь навстречу ему, словно роза в оранжерее.
Но я просто не могла. Я думала о моих родителях на небе или в аду, и я думала о Боге. Когда-то папа сказал, что если ты не знаешь, во что веришь, то будешь пропащей душой. И этой ночью я поняла кое-что очень важное. Легко было защищать свою девственность от Гейбла, потому что я никогда его не хотела; другими словами, не было искушения. Но в случае с Вином было гораздо сложнее придерживаться своих принципов.
Той ночью мы говорили о сексе, о моих религиозных воззрениях и так далее. И я сказала ему, что я не хочу заниматься сексом до тех пор, пока не выйду замуж, и он сразу же ответил:
— Так давай поженимся.
Я в шутку ударила его:
— Ты так сильно хочешь секса?
— Нет, он у меня уже был.
— Мне шестнадцать! И мы едва знаем друг друга.
Он взял мое лицо в ладони и посмотрел мне в глаза:
— Я знаю тебя, Аня.
Возможно, он был серьезен, но я решила пошутить:
— Ты женишься на мне, только чтобы позлить твоего отца.
Он ухмыльнулся.
— О да, это будет приятным дополнением.
— Почему ты его не любишь? Он кажется неплохим человеком.
— Если видишь его не больше пяти минут, — пробормотал он. — Думаю, ты заметила, что он ужасно честолюбив.
— Верно. И мой отец тоже был таким, правда, в другом направлении. Но я все же любила его.
— Он… — начал Вин, но остановился. — Я восхищаюсь отцом. Он вышел ниоткуда, вырос в сиротском приюте, его родителя погибли в автокатастрофе, но он выжил. Он думает, что я слишком слаб, но кто может тягаться с человеком с такой судьбой?
Он посмотрел на меня:
— Ты могла бы, верно? Моя бедная смелая девочка.
И он поцеловал меня в лоб.
Я сказала, что не хочу говорить о себе.
— Почему он считает тебя слишком слабым?
— Потому что давным-давно у меня были неприятности… глупая подростковая фигня. Я бы рассказал тебе, но мне стыдно.
— Теперь ты точно должен мне рассказать!
— Нет, мне стыдно, милая, и в любом случае это не слишком интересно. После смерти моей сестры я был полностью измучен, это было худшее время в моей жизни. Отец счел это слабостью, а мать меня оправдала.
— Как твои родители ладят друг с другом?
— Папа говорит, что единственный человек, который когда-либо любил его, это мама.
— Она кажется очень милой, — сказала я.
— Так и есть. Но отец высмеивает ее. Она не обращает внимания, но я так не могу. Я имею в виду, как я могу уважать такого человека?
И он спросил меня, смеялся ли мой отец над моей матерью.
Несмотря на многие недостатки моего отца, невозможно было и вообразить, чтобы он так себя вел. Я сказала Вину, что я точно не знаю, что я была слишком мала, но я сомневаюсь.
— Он верил в брак, — сказала я.
— Отец тоже верит, но это не удерживает его от такого поведения. Я никогда не буду обращаться так с тобой, Анни.
Я это и так знала. В таких вещах он был идеален.
Я могла бы говорить о Вине часами, но честно говоря, меня тошнило от болтовни. Папа всегда говорил, что если человек встретил свое счастье, лучший выбор — сохранить его только для себя. Вин, похоже, был самым счастливым событием за всю мою жизнь. (Пойдите в туалет и засуньте два пальца в рот, если хотите.) Но да, в то время я была счастлива. Я словно стала одной из тех девушек, которых всегда презирала, и поняла, что единственная причина, по которой я их ненавидела, — зависть. Клише? Да, несомненно, но все же это было правдой.
XIV
Меня заставляют подставить другую щеку
Яне разговаривала со Скарлет в течение всех зимних каникул. Пожалуй, за всю историю нашей дружбы это был самый долгий период, когда мы не разговаривали. Я не видела ее вплоть до урока фехтования в первый день семестра. Во время растяжки она не спрашивала о моих отношениях с Вином и почти не говорила со мной. Скарлет явно сердилась на меня, и мне надо было загладить свою вину.
— Итак, — пошутила я, когда мы разбились на пары, — может быть, ты уже слышала? Я завела себе парня.
— Да. Я не видела тебя целую вечность, но хотя бы узнала сейчас почему, — сказала Скарлет, делая выпад. — Конечно, я бы предпочла получать такие новости не из газет! Отличные фотографии, кстати.
Она снова сделала выпад в мою сторону, и движение было более жестким, чем обычно во время наших тренировок.
— Обоюдный укол! — прокричала я.
— И?
— И мы обе выиграли очко, — сказала я.
— Как ты узнала? — Скарлет задыхалась.
— Потому что занималась фехтованием два с половиной года.
Она рассмеялась.
— Право, когда-нибудь мне стоит узнать побольше о фехтовании.
