штаны. Ладно, дальше.
Обход занял не так много времени. Нашлись двое, что залегли, зажав головы руками. Испугались, дурни, разрывов гранат. Ну что же, никто не виноват. Теперь уж огребете от палача по полной. Трое были ранены легко. Их сначала спеленали, а потом наложили повязки. Еще двое имели ранения тяжелые, хотя и не смертельные. Остальных пришлось добивать, один черт до города не дотянули бы. Может, Виктор и неправ, да возни больно много. И чего, собственно, с ними возиться? Чтобы их все равно убили, но только принародно, а не просто так? Да перед тем еще и покуражились. Восемь пленных татей, хватит с воеводы. Атаман оказался среди убитых, Виктор точно его вычислил. Пуля угодила ему в позвоночник, оттого он так и завалился.
Потрясли пленных, тех, что испугались. Они показали, где в карманах пещеры располагался склад. Впрочем, товара там не было, уже успели все вывезти. Банда сейчас пребывала в праздном ничегонеделании. Прав оказался Лис. Глядючи на Большой тракт — не особо помнили про второстепенные дороги. А эти только раз попробовали большую добычу, и занятие им это не понравилось. Шестерых потеряли. Причем двоих добили сами же, так как вынести не получалось, а живых оставлять не следует. Все это скороговоркой, перебивая друг друга, парнишки поведали даже без особого понукания. Страшно им, видать. А кто не страшился бы, зная о предстоящей встрече с палачом?
— Одни припасы да одежда зимняя, — осматривая кладовую, сделал вывод Горазд. — Как видно, не один год обретаются здесь.
— Похоже на то. Не наглели бы, брали ровно столько, чтобы на житье хватало, да нападали подальше от логова, тогда и не обращали бы на них внимания. Одно дело, когда уважаемого купца прихватят за причинное место, и совсем уж иное, когда никому не известного мелкого купчишку.
— Это точно.
— А как думаешь, поверит нам воевода, что тут ничего не было?
— А чего ему верить? Вон есть пленные, они ему и скажут.
— И то верно… Зван!
— Здесь я, атаман.
— Что там? Всех накрыли или не хватает кого?
— Всех, подчистую. Счету эти олухи не обучены, но хоть по именам всех помнят. — Парень подошел, отряхивая порты. — Атаман, я вот что думаю. Этих двоих — того, что у входа повязанный валяется, и еще одного, раненного в плечо, можно бы не отдавать в руки воеводы.
— Интересно девки пляшут.
— Ты погоди, атаман. Ну сам посуди. По доброй воле мы оказались на той службе? Нет. За глотку взяли, да так, что выбора не оставили. А было бы нас там два десятка добрых бойцов, глядишь, и кости иначе выпали бы. Вон, сегодня — положили прорву народу и не запыхались.
— Все еще мысли о своей ватаге имеешь?
В этом вопросе можно было почувствовать зверя, который изготовился к броску. Зверь свирепый, не знающий сомнений и страха. Но реакция Звана заставила его удивиться.
— О себе мысли имею, да только не те, что ты подумал. Тут какое дело, Добролюб. Тятька мой родный, пропойца и бездельник, пил, не щадя здоровья, колотил и мамку и нас. А как не на что пить было, в долг к трактирщику лезть не гнушался. Пришла пора платить, да нечем. Вот и отдал меня батюшка за долги в обельные холопы. Только не по мне оказался тот кафтан, потому я и сбег. А тут человече, что извел прорву народу да, почитай, всех моих соратников, тот, кого я ненавидел, добровольно на дыбу пошел. Не только за меня, но ведь и я в том ряду был. Раньше я был с тобой за страх, потом за удачу и сытную жизнь, теперь за совесть. И все в нашей ватаге так думают.
— Вот, значит, как.
— Так, Добролюб. Я чего про счет сказывал? Одних послушать, так три десятка их было, других — две дюжины, третьих — четыре десятка. Кто станет высчитывать? Эти четверо — молодые совсем. Дурни, каким и я был. Замараться пока толком не успели. Определим их на постоялый двор, подальше от глаз, мало ли там потребно помощников? Окажутся с умом — встанут с нами плечом к плечу. Нет, так дурное дело не хитрое. Сырая земля любого примет, как мамка. Ты подумай над тем. А с воеводы и четверых для плахи хватит, чтобы к ответу купчишку того призвать.
Сказать, что неправ Зван? Да нет, прав. Градимир вроде бы и обязан Виктору до гробовой доски, но не погнушался с боевыми холопами в гости пожаловать. Слову Виктора не поверил. Напрямую намекнул, что если что не так, дорогие сердцу Волкова люди под приглядом. Наверняка кто-то из приютинцев приставлен к постоялому двору в качестве соглядатая. А если подумать, то поверил бы он сам кому-то в такой ситуации? Сомнительно. Тут и сам себе не доверяешь, что уж про кого иного думать. Прав был Смолин: Виктор сам не знает, где его ненависть к гульдам заканчивается, в какой момент он сорвется и снова начнет их резать, как курят. А что бы он ни думал и как бы себя ни успокаивал, вероятность такого развития событий была довольно высокой.
Выходит, нужно иметь свою собственную дружину, как страховку, чтобы, случись что, суметь постоять и за себя, и за близких. Сомневаться не приходится. Если того потребуют интересы семьи или, бери выше, княжества, его вместе с окружением сольют, как разменную монету, даже не поморщатся. Тому он видел множество примеров в оставленном мире. А здесь те же люди, причем маскировать под благовидными предлогами свои действия местным вовсе не нужно, тут все гораздо проще.
Вспомнить того же Меншикова, сподвижника Петра Великого. Долгое время он считался самым могущественным человеком в России, вертел и царицей, и царем малолетним как хотел. Но после — никто не посмотрел на его заслуги, огромные заслуги перед Отечеством, и кончил он свои дни в нищете. Можно сказать: зарвался и взлетел слишком высоко, настолько высоко, насколько Виктору и не светит. Да только в этом случае разменять Волкова сильным мира сего — проще, чем высморкаться.
Своя дружина. Да еще и тайная. Больше десятка ему набрать никто не даст. А на какие шиши ее содержать? Деньги на это нужны немалые. Откуда их взять? Разворачивать производство, устраивать мануфактуру. Товар у него дорогой, специфический, но очень нужный мастеровым! Настолько нужный, что отрывать будут с руками, да еще и в очереди постоят. Всего лишь семь наборов принесут тысячу рублей чистого дохода. Это и к гадалке не ходи — изготовить их за месяц, даже при нынешних мощностях и рабочих руках, вполне возможно. Да можно и больше. В том же Рудном заказывать стальные болванки, а в мастерской — доводить детали. Вот только в этом случае можно себе же медвежью услугу оказать. Наложат лапу на все, а людишек похолопят. Найдут предлог. Причем особо и напрягаться не будут, сошьют белыми нитками — и приходи кума любоваться.
Нет, прав Зван, тысячу раз прав! Доверять здесь никому нельзя. Они — это дело иное. Они ему теперь соратники, и с каждым боевым выходом веревочка боевого братства их вяжет все сильнее. Да… Что же это получается? Нужно создавать свое государство, чтобы считать себя в безопасности. А там поди еще найди покой, ведь тогда появятся другие, кто будет зубы на него точить. Зря он все же Богдана отправил в Рудное за комплектующими для новых станков… Нет, не зря. Он там еще должен будет проследить, чтобы никаких форм не осталось, чтобы никто не смог воссоздать. Придется уподобляться местным мастерам и беречь свои секреты пуще глаза.
А может быть, пришла пора обратить взор в сторону Длани? Податься к местным казачкам? Ерунда. Это лишь по запросу боярина — с Длани выдачи нет. Кто же станет противиться воле великого князя? Отморозки отморозками, но не идиоты же они в самом-то деле! Слышал Виктор, что в свое время, когда казачки выказывали недовольство, то пылали станицы и стонала Донская земля под стрелецким сапогом. Да еще и самих же казачков друг против друга использовали, играя на противоречиях… Опять себя Меншиковым возомнил? Да какой Меншиков! Придет княжья грамотка, писанная по просьбе бояр, верных престолу и власти, и выдадут дланьцы его как миленького. А нет — тогда двинутся туда полки. Но не из-за него, нет. А из-за непокорства, выказанного княжьей воле. Нужны им такие неприятности?
Тогда куда? Новый Свет? Это — да. Это возможно. Но тут нужно крепко думать. Сорваться самому, близким, организовать там свою колонию в принципе можно. Да только опять-таки нужна сила. Без нее могут стереть в порошок. Причем кто угодно: местные аборигены — там резня стоит такая, что многотысячные поселения с сотнями солдат не выдерживают; западники, которые ревностно следят за тем, чтобы не появлялось в тех краях новых акционеров. Мало того, эти еще и друг с другом бьются, только перья летят. Сунуться туда, где западниками не пахнет? Заманчиво. Но там и против аборигенов придется
