все это расписать поподробней и отправить сообщение в Убежище.
Но и этот сбор информации не смог отвлечь его от главного ужаса дня – предстоящей вечером казни. Верней, как оговорился генерал Аким, это будет справедливый суд и казнь…
Такой же, наверное, справедливый суд вершили инквизиторы над своими жертвами. В каком-то смысле схарматы были честней белых священников. Они четко знали, кого и за что обрекают на смерть. Инквизиция казнила за случайно оброненное непочтительное слово, за попытку применять колдовство без лицензии, подписанной приором. И никогда ничего не делала собственными руками. О, инквизиция лишь доказывает вину, приговор исполняет светская власть! Ложь и лицемерие.
К вечеру на площадь согнали всех жителей окрестных кварталов. Дождь закончился, но по-прежнему было холодно и ветрено: улица пропахла гарью. В ночь штурма сгорела гостиница «Воронье гнездо». Вся сгорела, дотла.
Крыша и второй этаж провалились внутрь, лишь окна первого этажа глядели на происходящее тоскливо и слепо.
Схарматы не только расчистили место на площади, но и сколотили два помоста. Один – со скамьями, для командования и их приближенных, второй – для тех, кого предстояло осудить. Осудить на смерть. Как же иначе.
Люди толпились вплотную к помостам, и Дальгерт старался не смотреть туда, чтобы случайно не встретиться взглядом с кем-нибудь знакомым.
«Я же не смогу», – думал он.
Впрочем, на лице эта паническая мысль у него не отражалась. Даже руки не тряслись.
Притащили из монастыря кафедру инквизитора и длинную скамью для свидетелей. Видимо, чтобы дополнительно поиздеваться над монахами.
За кафедру встал тот черный старик, который утром был с Акимом. Дальгерта и еще двоих не знакомых ему горожан усадили на скамью… впрочем, так ли уж незнакомых? Оба они были старейшинами кварталов города. Даль затруднился бы сказать, каких именно – городской Совет большой. Но он их обоих помнил. Неужели же они тоже согласились кого-то убить, казнить… только чтобы выжить и сохранить власть и статус?
Ночь Ильра провела в подворотне, недалеко от пожарища. Это было заднее крыльцо пустующего дома – крошечный пятачок сухого пространства, на котором можно устроиться, если только подтянуть к себе колени. Так сидеть даже не очень холодно…
С рассветом отправилась к соседям. Горло душил кашель, она чувствовала, что начинается жар. Но тут уж ничего не поделаешь.
Соседей дома не было. Ставни закрыты, на дверях – замки. Скорей всего, они пытались укрыться в монастыре. Значит, нужно идти до кварталов Тарна, а это через площадь.
Все-таки она добрела. Здесь тоже многие дома были заперты. Но у Тэванов мерцало окошко, и Ильра решилась постучать. Свеча в окне – это древняя традиция. Она означает, что в доме готовы принять любого, кто попал в беду. На далекой родине однажды ночью такое могло случиться с любым.
Открыл дверь незнакомый паренек в длинной, не по размеру рубахе. В руках он держал свечу, и ее свет делал его еще более щуплым.
Кивнул Ильре, как старой знакомой, посторонился.
– Я покажу дорогу.
– Я…
– Идемте!
Она покорно последовала за пареньком.
На верхнем этаже, в комнате с плотно задернутыми шторами собралось человек двадцать: взрослые, детишки, старики. Было душно и наконец-то тепло. Горели свечи.
Люди молчали. Многие дремали, устроившись кто где.
Мальра Тэран составила с большого сундука коробку с игрушками и глазами указала Ильре – садись!
Она кивнула и с облегчением села. Парень, который проводил ее в комнату, принес жестяную кружку, над которой тянулся пар. Ильра поблагодарила его взглядом.
Таковы люди Тарна – всегда приходят на помощь, всегда встречают вместе любую напасть. Главное – дождаться света.
Согретая горячим взваром, она провалилась в тяжелый сон, в котором она снова брела по городу со священником в белой сутане, но на этот раз священником был не брат Рузан, а Дальгерт. Идти с ним ей не хотелось, но он все равно, стиснув зубы, молча, тащил ее куда-то вперед. Солнце садилось, улица не кончалась, и так было, пока она не открыла глаза.
В висках стучала кровь.
В комнате осталось человека три. Слышались тихие голоса, но вслушиваться Ильра не стала. Во сне затекла спина, и распрямиться оказалось великим наслаждением, если бы не скрутивший ее тут же кашель.
Говорившие замолчали. Явилась Мальра, принесла еще кипятка и несколько сухарей: видно, в доме экономили еду. Правильно. Неизвестно, когда откроется лавка. Да и откроется ли? Обжигаясь, Ильра сделала глоток. Что же дальше? Хозяева, конечно, не прогонят.
Пожалуй, ночь, а может, и пару ночей она еще погостит здесь. Но не больше. Или придется стать частью приютившей семьи. Такова традиция, принесенная с Тарна, традиция, возникшая не на пустом месте, а рожденная суровой необходимостью.
Но если она так поступит, не останется никого в мире от ветви Зэран, а это неправильно.
– Мальра, вам помочь?
– Да уж управились. Отдыхайте, Ильра. Ах да. Я приготовила вам одежду. Это тонкое платье теперь годится только на тряпки.
Девушка поняла, что сейчас заплачет. Она не надеялась на такую щедрость: свеча в окне обещает лишь приют и безопасность на ночь.
– Благодарю.
Одежда – длинная шерстяная юбка, рубаха, явно мужская, и вязаный протертый до дыр на локтях свитер – была теплой и сухой. Ильра переоделась, подвернула рукава. Голова из-за простуды работала плохо, но сидеть одна в комнате она не могла. Сказала:
– Мальра, я пойду пока. Порасспрошу соседей, вдруг кто про отца слышал?
– Да все слышали, – ответила хозяйка. – Они ведь как защищались! Улицу перекрыли, положили кучу врагов. Просто кучу… вот те озлились, дом-то и подожгли.
– А люди? Что, убили всех?
– Вот это не знаю. Это соседи рассказывали, я там не была.
– Все же пойду, расспрошу.
Она сразу пошла к дому. Подумала – может, не все здание сгорело? Может, если обойти, посмотреть… хоть какой-то угол, подсобка. Если там найдется хоть какое-то укрытие, следующую ночь она проведет под своей крышей… в последний раз.
Через окна фасада она видела обрушившиеся балки и куски крыши. Но с другой стороны все казалось не так безнадежно: сохранилась даже черная дверь на кухню.
Ильра зашла. Там, внутри, в глубине развалин что-то, наверное, еще тлело, потому что воздух был горячим и сухим. Под ногами густо лежал пепел.
Сощурилась. Стараясь не испачкаться, прошла немного вперед. Но дальше хода не было. Крыша рухнула вся, целиком. Рухнул и весь второй этаж. Видны только черные обгорелые балки да свинцовое небо меж них.
Вот и все. И нет у тебя больше дома. Ничего больше нет…
Она вышла на улицу. Расспрашивать людей о ночной осаде гостиницы было страшней всего – ну как скажут, что Добряк Виль погиб? И что тогда?
Но никто ничего толком не знал.
Старый приятель Виля позвал Ильру пообедать. Он участвовал в этой заварухе и клялся, что когда здание загорелось, Виль был еще жив. Они даже вынесли из огня какие-то вещи. Но потом пришли солдаты,
