жена Лоуренса. Как ее звали? Анджела.
Лоуренс был громадным мужчиной, на две головы выше Линн. Похоже, что он таким и родился; Грег не нашел фотографий маленького Лоуренса. Смешно, что такой гигант носит столь шутливое прозвище.
На детских снимках Линн была тоненькой девочкой в слишком больших для нее брюках и платьях. Она редко стояла или сидела прямо, почти всегда камера запечатлевала ее сутулящейся, словно она съеживалась от страха.
Встряхнув рукав рубашки; Грег подумал о том, как не похожа Линн на этих фотографиях на ту Линн, которую он знает сейчас.
Сегодняшняя Линн уверенно сидела за столом ресторана, прекрасно осознавая, что проходящие мимо люди узнают ее, гордилась этим вниманием. Она ходила, выпрямившись, высоко подняв голову, с удивительной грацией.
Удивительно, как меняются с годами некоторые женщины.
Ему хотелось посмотреть, как она работает, и он пытался убедить ее разрешить ему присутствовать на завтрашнем шоу. Но нет. Она категорически отказала. Только не это шоу. В другой раз.
Он отключил утюг и повесил рубашку на вешалку.
У него не сохранилось детских фотографий. У его родителей никогда не было фотоаппарата — у них не было ни дома, ни земли, ни даже кастрюль. Они были поденными рабочими, которых владельцы поместий называли «соломенными рабами», потому что под безжалостным солнцем южной Калифорнии зеленая трава превращалась в солому, если не было рабочих, чтобы поливать ее.
Годы своего детства он провел в роскошных поместьях около Агуанги; его семья, как и другие миграционные рабочие, переезжала с одного места на другое, в зависимости от того, где требовались рабочие руки. Домом для них служили разваливающиеся лачуги для наемных рабочих, а соломенным рабам всегда доставалось самое худшее. Часто Грегу с родителями и сестрами приходилось жить в одной комнате еще с двумя семьями.
Та жизнь осталась в далеком прошлом… Сейчас у него была роскошная квартира из пяти комнат, сверкающая хромом и темным стеклом, со всей необходимой ему кухонной утварью. Но он по-прежнему не мог избавиться от чувства удивления, возникавшего у него всякий раз, когда он попадал в дома, пропитанные семейным духом.
Линн нервничала, но Грег казался спокойным. Он хвалил еду, приготовленную Бубу, и ожерелья Анджелы. Он делал вид, что не замечает того, как Анджела оценивает его всеми доступными способами, за исключением, пожалуй, рулетки. Несмотря на постоянное ворчание, теперь, когда Линн действительно кого-то привела к ним, Анджела казалась обеспокоенной.
— Вы работаете? — спросила она Грега.
— Конечно работает, — сказала Линн. — Он работает в рекламе.
— Это не так, — возразил Грег.
Линн прищурилась:
— Но — ты же здесь по делам.
— Да. Но это не имеет отношения к рекламе.
Линн медленно намазывала крекер соусом из шпината, стараясь прийти в себя.
— А чем вы занимаетесь? — вежливо спросил Бубу.
— Я — представитель «Тексако». Я обслуживаю владельцев наших основных станций по всей стране.
Бубу кивнул:
— Вы занимаетесь улаживанием конфликтов.
— Именно так. Поддерживаю боевой дух, выслушиваю жалобы…
Бубу улыбнулся Линн и пожал плечами, словно давая понять, что ничего страшного не произошло.
Но она чувствовала себя униженной.
— Почему ты мне не сказал, что работаешь на «Тексако»? — потребовала она ответа, как только они сели в машину.
Он включил передачу и выехал на дорогу.
— Ты не спрашивала.
Слова раздражения были готовы слететь с ее губ, но она промолчала и задумалась.
— О, нет, — выдохнула Линн, медленно сползая на сиденье.
— Это что — плохо? Я ведь не пропах бензином? Никакой грязи под…
— Остановись. Дело во мне. Я просто идиотка. Как можно быть такой эгоистичной? Я все время болтаю о своем шоу, о своем контракте с синдикатом, мне даже не пришло в голову задать вежливый вопрос, не говоря ни о чем другом.
Около поворота Грег спросил:
— Здесь я должен повернуть на юг?
— О, да. Извини. Я не следила за дорогой.
— Похоже, что эта машина знает все сама. И все сама делает.
— Все, кроме ленча, сказал продавец. Тебе нравится моя машина?
— Она великолепна. Спасибо, что позволила мне сесть за руль. Пригороды Бостона красивы. Лучше, чем в Лос-Анджелесе. Эй, посмотри, там в траве енот. Я читал, что у вас на Востоке проблемы с заболеванием бешенством.
Линн осмотрела енота.
— Этот кажется здоровым. Их необходимо избегать, когда они шатаются при ходьбе и плохо ориентируются. Слюна бешеного животного при попадании на человека смертельна. Если не сделать уколов, можно умереть.
— Ты родом из этих мест?
— Нет. Когда я приехала, я даже не знала, что такое пригород. Мы с Бубу выросли на ферме в Восточном Теннесси. Наши родители тратили все свои силы, чтобы выжить, в этом была вся их жизнь.
— И у них получилось?
— Только, когда им было за сорок.
Грег достал из кармана рубашки одну из своих «тамз» и начал жевать.
— Они в молодости, наверно, были красивыми. Твой брат — очень привлекательный парень. А о тебе и говорить не приходится. Откуда у него такое прозвище?
— Он сам себя так называл. Бубу Линн. Прежде чем научился говорить «брат». — Она улыбнулась, — Я знаю, что это глупо. Мне следует называть его Лоуренсом. Но он — это вся моя семья. Мой Бубу.
— Не удивительно, что ты столько знаешь о болезнях животных, с таким прошлым.
— Когда растешь рядом с животными, много узнаешь. Поверни на следующую улицу. По ней мы вернемся к мосту.
— Но вы с Бубу сумели поступить в колледж?
— Бубу помог поступить мне, а потом поступил сам. Он всегда говорил, что я более честолюбива.
— Да? Это так?
— Да. — Подобные признания давались ей с Грегом очень легко.
Он сжал пальцами ее бедро.
— Сексуальна.
— Что ты имеешь в виду?
— Тебя. То, какая ты. — Он просунул руку ей под пальто, положил на живот, затем ниже. Она ощутила нажатие его пальцев. — Такая честная. Настоящая звезда.
Он возбуждал ее, но она сказала:
