поезда.
Он надеялся, что пирушка развеселит его, но этого не случилось. Ему не было грустно, но он ощущал беспокойство и непонятное ожидание, словно он ворочался в кровати и не мог найти удобное положение.
— Видела твою подругу по телевизору, — сказала Нэнси Джин. Она поставила на стол пиво и тарелку с сухими крендельками, посыпанными солью. — Она говорила со специалистами по питанию о жирах. О тех продуктах, в которых они содержатся. Поэтому я теперь подаю эти крендельки вместо арахиса. Скажи ей об этом.
— Хорошо, — сказал Майк.
— А лучше приведи ее сюда, и я сама ей это скажу.
Наблюдая за тем, как она пробирается через толпу, он заметил, что его ощущение дискомфорта значительно усилилось.
Он ел крендельки, сначала по одной штуке, с полным безразличием, затем начал поглощать их с жадностью.
Он так еще и не сдержал обещание, данное самому себе.
Он сделал только пару глотков пива, а тарелка с крендельками уже опустела. Он поднялся, чтобы сходить за новой порцией, но наполовину приподнявшись со стула, понял, что это был всего-навсего очередной предлог для отсрочки решения.
Он опустился обратно на стул.
Он обещал себе с полной ответственностью признаться, почему он так настойчиво занимается делом Линн.
Было глупо продолжать играть с самим собой. Оттого, что он будет это игнорировать, ничего не исчезнет. По крайней мере, если он произнесет это, то сможет перейти к следующему этапу этого процесса — решению проблемы, как бы это ни было печально.
Итак. Почему он это делает?
Потому, что он любит ее.
Он закрыл голову руками и тяжело вздохнул.
Глава тринадцатая
— Вы не хотите, чтобы я вошел туда вместе с вами? — спросил Майк.
Линн посмотрела на новые ключи, которые держала в руке, потом подняла глаза на него:
— Если вы не против.
Он открыл перед ней дверь офиса.
Она повела машину к дому, Майк следовал за ней. Он показал ей, как обращаться с новой дверью, семь металлических прутьев на внутренней стороне двери и замки на внешней стороне, которые выглядели самыми обычными, но каждый из которых требовал отдельного ключа и серии поворотов.
— Найдите пять лишних минут перед уходом на работу или куда-либо еще, — сказал Майк, — потому что вам необходимо проверять их безопасность с наружной стороны.
Когда дверь была открыта, она неуверенно остановилась, а потом вошла в квартиру.
— Здесь пахнет больницей, — сказала она.
— Это дезинфицирующий препарат. Ваш запах вернется сюда очень быстро. Вы знаете про кошек?
— Что? — Она осмотрела прихожую, прошла в гостиную.
Майк закатил глаза. Он разболтался как малолетка с цепочкой на шее в баре для холостяков. Он замолчал, надеясь, что она не станет продолжать этот разговор, но она повернулась к нему:
— Что я должна знать о кошках?
— Им необходимо помечать своим запахом незнакомые предметы, чтобы чувствовать себя среди них уютно. Если вы принесете к себе бумажный пакет и бросите где-нибудь, а кошка будет весь его обтрагивать лапами, значит она хочет, чтобы он пах ею.
— Вы никогда не бросите бумажный пакет где-нибудь, — сказала она, удивив его своим ответом.
Она обошла гостиную, вглядываясь в ковер. Прошла через кухню. Майк следовал за ней на некотором расстоянии, чтобы дать ей возможность заново привыкнуть к своей квартире.
Она вошла в спальню. Он хотел задержаться, но одновременно хотел посмотреть ее. Он выбрал компромиссное решение, остановившись в дверях и оттуда осматривая комнату.
Если остальная часть квартиры выглядела элегантной и даже шикарной, то спальня, видимо, была ее укромным уголком. Семейные фотографии, гладильная доска, которую она, похоже, никогда не собирала. Большая, мягкая с виду кровать.
Когда его взгляд остановился на ней, она стала центром его внимания.
Кровать была аккуратно заправлена, но его воображение мгновенно привело ее в беспорядок, нарисовало ее, лежащей обнаженной на простынях в цветочек. И снова, как в тот раз, когда ту проклятую фотографию передали ему по факсу, его тело задрожало от желания крушить все, что попадается под руку.
Он наблюдал за тем, как Линн ходила по комнате. Она открыла шкаф, и ему показалось, что он заметил в нем рукав того платья, о котором писал Грег, с острыми украшениями.
Она вышла, пройдя мимо него, и он быстро отступил назад, почувствовав запах ее духов.
Он понял, что, даже несмотря на запах дезинфекции, спальня хранила ее запах, он легким дуновением вылетел оттуда за ней, словно она усилила его своим присутствием.
Его грудь заболела.
Она прошла снова на кухню, заглядывая во все углы. Автоответчик стоял под телефоном. Она нажала кнопку прослушивания.
— Итак, привет, — произнес мужской голос.
Майк вопросительно посмотрел на Линн, и она пояснила:
— Мой брат.
Сообщение продолжалось:
— Просто хотел поприветствовать тебя дома. Надеюсь, что с тобой все в порядке. — Голос был обеспокоенным.
Затем:
— Мисс Марчетт, говорят из офиса доктора Гуриана. Ваша коронка готова. Позвоните, пожалуйста, чтобы записаться на прием.
Затем послышался писклявый детский голос:
— Не надо, пожалуйста, не делайте мне больно! Нет, нет, не-е-е-е-е-т! О, это так больно!
Майк увидел, как на лице Линн удивление сменилось беспокойством, а потом ужасом, когда голос продолжил:
— Пожалуйста, я всего лишь маленький бурундук, не убивайте меня!
Затем послышался хрип.
— Нет. Нет, — сказала Линн, бросилась к двери на террасу и распахнула ее. Майк побежал за ней, почувствовав как ее крик пульсирует внутри него.
На террасе, окруженный остатками семян, лежал Чип; его шея была сломана при помощи одного из колец для салфеток с портретом Элизабет Тейлор.
Она плакала в объятиях Майка. Его свитер промок от ее слез. Его переполняли чувства от прикосновения ее волос к его подбородку, от ощущения ее тела под своими руками: ее кости, и мышцы, и рыдания, которые исходили из самой глубины ее естества.
В конце концов, когда она успокоилась настолько, что он смог усадить ее, он взял на кухне пакет, вернулся на террасу и положил в него бедное животное.
Он знал, как она любила его, раза два она рассказывала об этом, как она кормила птиц и этого
