Конечно, Йэн – когда подарил статуэтку. Да, он говорил ей что-то о менгах, и тот рассказ не был – в отличие от всего остального ложью. Йэн, который по крайней мере научил ее понимать, какая глупость – доверять любому.
Молчание Тзэма означало, что он ждет продолжения рассказа.
– Ты об этом уже знаешь, – виновато пробормотала Хизи. – Менги верят, что они и их кони происходят от одной и той же богини, Матери-Лошади. Иногда Мать-Лошадь снова рождается в обличье одного из скакунов, обычно кого-то из ее прямых потомков, – который и так является своего рода богом или богиней. Когда такое случается, об этом узнают шаманы, и с этим конем обращаются с особым почтением.
– Такое трудно себе представить, – заметил Тзэм. – Они и так добрее к своим коням, чем господа к слугам во дворце.
– На этой лошади никогда не ездят, кормят ее отборным зерном, а потом убивают.
– Убивают? – проворчал Тзэм. – Не очень-то хорошо так обращаться с богом.
– Они убивают его, чтобы отправить домой, к матери. Менги хорошо обращаются с таким конем, и когда он возвращается домой, он сообщает другим богам, что менги все еще добры к своим братьям и сестрам – лошадям.
– Как это странно, – сказал Тзэм.
– Не более странно, чем отправлять царских отпрысков по Лестнице Тьмы, – возразила Хизи.
– Наверное, нет, – вздохнул Тзэм. – Только ведь что бы менги ни делали, все кончается кровью и убийством. Даже почитание богов.
– Может быть, они понимают, что жизнь – это и есть кровь и убийство.
Тзэм коснулся плеча Хизи своими толстыми пальцами.
– Квэй обычно говорила, что жизнь – это рождения и еда. И еще любовь между мужчиной и женщиной.
– Квэй что-то говорила о плотской любви? – Хизи просто не могла представить себе такого.
Тзэм ухмыльнулся.
– Она, в конце концов, тоже человеческое существо, – напомнил он Хизи.
– Но близость? Когда? С кем?
Тзэм похлопал девочку по плечу.
– Не так уж часто, я думаю, с ее старым другом во дворце. Она бы вышла за него замуж, наверное, если бы ей разрешили.
– За кого?
– О, я не должен тебе этого говорить, – поддразнил Хизи Тзэм.
– Мне кажется, ты должен, – настаивала она.
– Ну, если бы ты была принцессой, а я – твоим рабом, мне пришлось бы выполнить твой приказ. Однако ведь ты настаиваешь на том, что теперь все не так…
– Тзэм! – Хизи вздохнула, открыла глаза и угрожающе посмотрела на великана.
Тот закатил глаза, наклонился к ней и с подчеркнутой таинственностью, словно делясь придворными слухами, прошептал:
– Ты помнишь старого Джела?
Хизи разинула рот.
– Джел? Квэй и Джел? Но он же просто сморщенный старичок! Он же похож на черепаху с длинным тонким носом! Как она могла?..
– Может быть, этот его нос годился на большее, чем ты думаешь, – заметил Тзэм.
– Ох! – вскрикнула Хизи. – Закрой рот! Я больше не желаю слышать такого! Ты все выдумал просто потому, что тут никто не уличит тебя во лжи. Кроме меня! Квэй и Джел, надо же! Квэй и вообще кто- нибудь… Она была слишком старой и слишком почтенной!..
– Ну да, – протянул Тзэм. – А ты помнишь, как однажды, когда Джел принес муку, я отвел тебя в твою комнату и стал громко петь – все одну и ту же песню снова и снова?
– Единственную известную тебе песню! – фыркнула Хизи. – Я просила и просила тебя спеть что-нибудь другое, но не тут-то было! А потом стало даже весело: я пыталась накрыть тебе голову подушкой, а ты все пел и пел… – Хизи запнулась. – Что ты хочешь этим сказать?
– Квэй мне велела петь. Чтобы ты ничего не слышала.
– Неправда! – взвизгнула Хизи, заливаясь смехом. Смехом! Это было ужасно, ужасно даже думать о том, что Квэй и тот старикашка могли заниматься любовью, но Тзэм и Хизи хохотали и хохотали, почему-то история про Квэй и Джела казалась такой забавной… Потом Хизи догадалась, что Тзэм схитрил, чтобы, несмотря ни на что, дать ей хоть мгновение счастья.
– Хорошие были времена, – сказала Хизи, переставая смеяться. – Сколько же мне тогда было?
– Лет семь, я думаю.
– Еще до того, как Дьен исчез.
– Да, принцесса.
– Что же ты тогда пел?
