Командиру 405 гренадерского полка
121 дивизии вермахта
Полковнику Фридриху Франеку.
Р А П О Р Т
Докладываю Вам, что 17 апреля 1942 г. мною был произведен осмотр места боестолкновения солдат первого отделения второго взвода пятой роты второго батальона 405 гренадерского полка с неизвестными.
В результате осмотра удалось частично восстановить картину боя.
Нападение было произведено в тот момент, когда все солдаты отделения собрались для принятия пищи. Солдаты, выполнявшие работы по расчистке подъездных путей, находились в этот момент без оружия, которое было составлено в пирамиду непосредственно около места принятия пищи.
Неизвестные, пользуясь густой растительностью, скрытно приблизились к обедавшим солдатам. В это время их обнаружил часовой — рядовой Рихард Файзер, который и открыл по нападавшим огонь из винтовки. Ответным огнем он был убит. Были убиты также и рядовые Морис Франк и Огюст Майерс. Неизвестные приблизились к солдатам и атаковали их холодным оружием. В результате этого погиб (зарублен топором) рядовой Гельмут Горстмайер. Рядовому Хорсту Фишману отрубили четыре пальца на левой руке и, при попытке спрятаться в кустах, расстреляли из огнестрельного оружия. Стрелявший по нападавшим из своего оружия ефрейтор Мюртц был жестоко убит — ему размозжили голову (по-видимому, тоже топором). Аналогично погиб и рядовой Феликс Равенворт. Рядовому Оскару Фельдмайеру в драке перерезали горло.
Трое солдат — старший стрелок Макс Красовски и рядовые Александер Платтен и Ханс-Мария Краус успели подобрать своё оружие и открыли огонь по нападавшим. Ответным огнем противника рядовые были убиты, а старший стрелок Красовски ранен (подобрано его оружие с окровавленным прикладом) и захвачен в плен. При дальнейшем осмотре места боестолкновения в пятидесяти метрах от места боя, в кустах, обнаружен труп рядового Вольдемара Фишке. По-видимому, ему во время боя удалось скрыться с места перестрелки, но неизвестные его обнаружили и зарубили топором.
Исходя из обстоятельств боя, можно сделать вывод о том, что непосредственно в нападении принимало участие не менее шести-восьми человек. Часть из них, вооруженная огнестрельным оружием, вела огонь с дальней дистанции, а остальные, приблизившись, атаковали солдат холодным оружием.
Различные виды повреждений на телах погибших, позволяют сделать вывод о том, что нападавшие использовали разные виды холодного оружия (топоры, ножи и дубины) и насчитывали не менее четырех- пяти человек.
В пользу этого свидетельствует и тот факт, что с места боя неизвестными было похищено 6 единиц огнестрельного оружия (пистолет-пулемет МР-40, принадлежавший ефрейтору Мюртцу и 5 карабинов КАР- 98, принадлежавших погибшим солдатам) и все боеприпасы к ним. Указанного количества оружия вполне достаточно для вооружения тех нападавших, которые, по-видимому, огнестрельного оружия ранее не имели. Иначе нельзя объяснить факт их нападения с использованием такого оружия, как ножи и дубины.
Имеются основания полагать, что часть нападавших была уничтожена во время боя. Их тела унесены в лес сообщниками. Ничем иным объяснить тот факт, что значительная часть оружия погибших солдат была оставлена на поле боя, невозможно.
Полагаю, что таковыми нападавшими могли быть местные жители, не имеющие в наличии огнестрельного оружия и воспользовавшиеся для этого подручными средствами привычными для них.
По моему указанию организованы мероприятия по прочесыванию леса и поиску нападавших. О ходе этих мероприятий будет доложено отдельно.
Помощник начальника штаба
405 гренадерского полка 121 дивизии
Обер-лейтенант Ганс Киршгофен.
Утро было самым обыкновенным. Настолько, насколько оно может быть таким в захваченной немцами деревне. Население здешнее благополучно отсюда сдернуло, ещё до их прихода, и лишь пара-тройка совсем уж дряхлых стариков доживали здесь свой век. Немцы ограничились тем, что повыгоняли их из занимаемых домов и запретили совать свой нос в бывшие жилища. Для проживания им отрядили какую-то развалюху на краю деревеньки — мол, там и ютитесь. Правда, обложить их соответствующими повинностями никто не позабыл. Вывоз мусора, чистка нужников — им милостиво разрешили исполнять такие работы. Ясень пень, что кормить их никто при этом не собирался. Что в мусоре нашли — ваше! Жив — и радуйся тому!
Ещё вчера такое положение вещей казалось мне совершенно естественным, но вот сегодня… Я уже, на полном серьёзе, начал рассматривать возможность сунуть парочку гранат в занимаемую солдатами избу. Остановило меня только то соображение, что немцев в деревушке оставалось ещё до фига и перебить их всех мне одному — это даже не смешно. Просто полный идиотизм, граничащий с безумием. Максимум, что я смогу сделать после гранатных взрывов — это быстро смотаться в лес. И то, если о ч е н ь повезёт.
А вот что сотворят после взрывов в деревне немцы… тут воображение рисовало мне совсем уж мрачные картины. Проклятая память! Ведь помню же, что данная шатия-братия вытворяла на оккупированных землях всякие непотребства, но какие? Здесь — полный провал.
А что, кстати сказать, я вообще помню? Раскладываю перед собою винтовку, достаю масленку и тряпки — приступаем к чистке оружия. Хватит с меня и одной осечки! Стараюсь делать это тихо, чтобы не привлекать внимания часового. А попутно — думаю. И вспоминаю…
Я — не немец (и на том спасибо…). Русский — Максим Андреевич Красовский. Вообще-то, очень похоже на Макса Красовски, так что это я вовремя «вспомнил» тогда своё имя и фамилию. Что интересно, язык немецкий — тоже вспомнил (уже по-настоящему) и даже разговаривал. И меня понимали! Так, не спалился тогда — и хватит на эту тему. Всё равно, для осмысления дальнейших действий, мне это ничего пока не даёт.
Кем я был тогда?
Солдатом — точно был, слишком я хорошо помню эти бои. Чем, кстати, я воевал? Автоматом — это точно, а вот каким?
Посмотрев на лежащий у стены МР-40, отрицательно мотаю головою — не им. И пулеметы у нас были совсем не похожие на МГ и ZB. Вот «максим» — тот точно был! И я даже как-то из него стрелял.
Гранаты — тоже были непохожие, запал совсем не такой.
Хотя, память мне ехидно подсказывает, что М-24 я бросал — и не единожды. Вот ведь закавыка какая!
В голове вообще полный кавардак!
13 октября 1942 года — что за дата? Отчего я её вдруг запомнил? Вообще — странное состояние. Этот день з д е с ь — ещё не наступил. Т а м (знать бы, где…) — давно прошёл. Что тогда произошло? Не помню…
Помню — как воевать. Плохо или хорошо? Там уцелел, значит, воевал лучше тех, кто хотел меня убить. А вот поможет ли это знание здесь? Хрен его разберёт… Хотя прошедшая стычка вроде бы прошла неплохо, я остался жив и даже не ранен. Синяки и шишки — не в счет.
Так, с этим вроде бы разобрались. Заканчиваю чистку винтовки и начинаю её собирать.
Магазинов к ней у меня три штуки — все пустые. Пристрелять бы её… но где и чем?
Что сейчас вокруг происходит?
Немцы под Ленинградом, это я знаю. То, что они его не взяли — тоже помню. Но когда их отсель турнули? И когда закончилась эта война? А черт его ведает…
Где сейчас наши?
Судя по всему — километрах в пятидесяти-семидесяти. Идти к ним? Хреново ориентируясь в окружающем? Прокатило у немцев — не факт, что прокатит там. Правда, память мне какие-то страшилки про НКВД подпихивает…
Вспомнилось место боя, которое мы приводили в порядок. Судя по свежим ранам на деревьях, бой там
