— Рядовой, мне нужно пять сильных пленных!
— Осмелюсь спросить, господин старший стрелок, зачем?
— В полукилометре отсюда потерпела аварию легковая машина. В ней ехал гауптман Фюртц, вместе с вашим лейтенантом. Машина съехала в кювет и её нужно оттуда вытолкнуть. Для этого вполне достаточно пяти человек. Разумеется, с ними должны быть и ваши люди — для охраны.
— Но мы и так движемся в ту сторону! Скоро подойдем, и они все вместе…
— Беременные свиньи — и те идут быстрее! Они же еле передвигают ноги! Выберите тех, кто может идти быстро! Ваш офицер, при падении, повредил руку, и ему нужна помощь!
Вот теперь они забегали!
Неведомый гауптман… кто он такой? Ну, начальник, так ведь не свой и не навсегда же? Когда-нибудь и он уедет восвояси. А вот свой командир… это хуже — тот всегда рядом. И с подобной раной могут ведь надолго и не упечь в госпиталь — тут не передовая, можно и в бинтах походить. Ага… и припомнить кое- кому его нерасторопность…
Петраускас выстраивает пленных в две шеренги, выбирая тех, кто, по его мнению, сможет идти быстро — самых сильных. Их отводят в сторону, и с ними отходят туда же двое конвоиров. Прочим дают команду сесть на землю и ещё двое охранников остаются рядом.
— Готово, господин старший стрелок! — поворачивается ко мне старший.
— Вы идете с нами?
— Разумеется!
— Тогда — в путь!
Разворачиваюсь, поддаю газу… и мотор глохнет — я слишком резко бросил сцепление. Чертыхаюсь (разумеется, по-немецки), спрыгиваю на землю и пытаюсь завести мотор. Неудачно.
Было бы странно, если из этой попытки хоть что-то удалось — краник бензопровода мною перекрыт. Мотор дергается, чихает, но работать не хочет.
— Рядовой! Подтолкните мотоцикл!
Что сделает в этой ситуации охранник?
Будет толкать мотоцикл сам (оставив без контроля пленных) или пошлёт подконвойных?
Меня устраивают все варианты.
По команде Петраускаса, пятерка отобранных им пленных наваливается на мотоцикл и дружно толкает его вперед.
На этот раз бензопровод открыт, и горячий движок схватывается сразу. Даю перегазовку, разворачиваюсь… торможу…
Картина следующая.
Прямо на дороге одинокой кучкой стоят трое — два конвоира и их старший. Метрах в десяти от них — пятеро подконвойных. Слева сидят на земле ещё шестеро, надо думать, те, что послабее. А за ними с т о я т ещё двое конвоиров.
Вот и здорово…
Не слезая на землю, сдергиваю автомат и длинной очередью валю ближайших конвоиров.
Есть!
Поворачиваюсь налево. Очередь!
Хватается за грудь четвертый охранник.
А вот в пятого я выстрелить не успеваю — его сбивают с ног и он мгновенно оказывается погребён под кучей тел. Слышны глухие удары, хрип… всё.
— Оружие собирай! — кричу пленным. — Патроны, еду!
Дважды повторять не нужно — конвоиров уже потрошат вовсю.
А ко мне подходит один из бывших подконвойных. Поднимает к плечу сжатый кулак — приветствует, надо думать.
— Спасибо, товарищ! — говорит он мне. — Рот Фронт!
— Да русский я! Тряпки эти надел, чтобы к конвоирам ближе подойти.
Глаза подошедшего расширяются.
— Русский?
— Красноармеец Максим Красовский! Могу даже документы показать! Кстати, — выуживаю из коляски ещё одну винтовку, — возьми, а то тебе не досталось. Вот и подсумки с патронами. Гранаты есть — могу дать четыре штуки, надо? Штык ещё есть…
Про пистолет я умалчиваю, всегда полезно иметь в кармане козырь.
— А мотоцикл-то знакомый! — подходит к нам коренастый, но очень уж исхудавший мужик. — Офицера ихнего возил!
— Так он и сам тут рядышком лежит! — киваю на лес. — Прикопал я их поблизости, чтобы не хватились раньше времени. И форму с водителя снял.
Это правда — на мне его дождевик. Форму своих конвоиров пленные наверняка узнают, а вот к мотоциклисту приглядываться — им явно было недосуг.
— Уходить надо скорее, товарищи! — повышаю голос. — Не ровен час — фрицы поедут, не отобьёмся же! Мало нас и оружия не хватает…
Уговаривать никого не нужно — все с этим согласны. Пять человек надевают шинели конвоиров, их сапоги и пилотки. Одежду бывших пленных убираем в багажник коляски. В саму коляску прячем и карабин мотоциклиста — странно выглядел бы конвоир с двумя винтовками.
Ещё удивительнее выглядел бы пленный с оружием.
А вот гранаты они прячут под одежду — расставаться с оружием никто больше не хочет.
— Если по дороге чуток пройдём, — торопливо поясняю я, — то тайничок там у меня есть… еды чуток, ещё малость добра всякого… А завтра — можно и за оружием сходить, есть тут недалеко ухороночка.
Один из мнимых конвоиров забирается в коляску, он поедет со мной.
— Слушай, — спрашивает он меня, — а как же ты этих-то двоих уговорил? Офицер — тот хиляк, верно. А вот водитель — здоровый же был, чертяка!
Мы как раз проезжаем мимо той самой коряги, под которой лежат оба немца. Притормаживаю.
— Корягу видишь?
— Это вон ту, где сучок вверх торчит?
— Ага, она самая. Сбегай и полюбопытствуй…
Через минуту он возвращается. Бледный.
А хрена ль? Там такое зрелище… скажу вам. Офицер-то далеко не сразу раскололся.
— Ну ты ваще… лихо их…
— Дык! Жизнь заставит — не так ещё раскорячишься!
— Эк загнул-то! — уважительно говорит он. — Как звать-то тебя, головорез?
— Максим я! Снайпер, отрезали нас, вот и мыкались тут по лесам-то. На фрицев навалились, да там меня и подранили. Наши отошли, а меня в деревеньке одной оставили, лежи, мол!
— И долго пролежал?
— Долго… пока немцы не нагрянули. Деревню спалили, еле ушел. Патронов-то нет! Винтарь есть, а чем стрелять? Так и ушел, в гражданке, зато с винтовкой и документами.
— Где ж она у тебя? Эта што ль? — трогает немецкий карабин мой попутчик.
— Не… У меня «Светка»! Да с оптикой — не хухры-мухры! Заныкал я её. А фрица-обозника придавил, кой-чем и разжился. Потом ещё… А потом и колонну пленных увидал. Ну и пошел к вам на помощь.
— Вовремя успел. Нас в шталаг переводить собрались.
— Это что ж за зверь такой — шталаг?
— Лагерь ихний. Для штрафников. Тут, почитай, каждый бегать пытался, да не по разу. Вот и дали команду — в шталаг!
— Понятно… ладно, хорош базлать, мы к перекрестку подъезжаем! Здесь движение есть, так что — надо в оба глядеть! А то проколются наши — что тогда? Надо упредить! Тогда хоть в лес уйдут!
Ссаживаю его метров за пятьдесят от перекрестка.
— Тут стой — вроде как на посту часовой. Уж больно морда у тебя небритая, вблизи увидят — хана всем настанет!
