я почти целиком его скупил, оттуда привез мастера, который из обрезков делает разные штучки — очешники из меха, варежки и прочую мелочь. Вот этот заводик, он за Уралом, совсем развалился, и я из него делаю фирмочку по изготовлению капканов. Думаю вложиться в Тульский оружейный, правда, пока не знаю, как к ним подступиться. И в Тульский патронный. Да видно не успеть. Я тебе, кстати, напишу еще одно завещание, так сказать руководство по хозяйству. Прикину, что надо моей империи в ближайшее время и составлю...
— ...экономический прогноз.
— Вот именно. А с бюджетом сама разберешься. Я тебе нарисую свою страну меха... Как жаль, что я тебя так поздно встретил.
А поздно ли? — подумала Ира.
— А поздно ли? — спросил он ее. — Давай не буду тебе врать. Нет, раньше я бы тебя не стал искать.
— Как не искали все тридцать с лишним лет, — тихо сказал Ира ровным, спокойным голосом.
— Да, ты права. Потому что сам нянчился со своим детищем.
— И нашли меня, чтобы детище свое переложить на руки другой няньке.
Замиралов молча смотрел на дочь.
— Ты ведь не осуждаешь меня? Правда?
— Нет, — она покачала головой. — Я сама поступила бы точно так же.
Он улыбнулся.
— Господи, спасибо тебе за дочь. — Наклонился и нежно прикоснулся губами к ее щеке.
Ира опешила, а потом вдруг сделала шаг к нему навстречу и, сама от себя не ожидая такого порыва, обняла его за шею. Кожа была горячей и сухой.
— Спасибо и тебе, отец, — прошептала она. — Нет, не за твою империю. Я прожила бы и без нее. Спасибо за честность.
— Ты вся в мать, — покачал он головой. — Даже обнимаешься так же. — У него на глазах стояли слезы.
Ира отняла руки и опустила по бокам.
— Иннокентий Петрович...
Он перебил ее, словно желая отстраниться от внезапного порыва, охватившего обоих.
— Итак, ты видела то, что не видел никто. Не бойся. Все работает отлично, как отлаженный механизм. Везде свои люди. И я пока не умер.
— Но неужели?..
25
Он сидел в аэропорту, он знал, что не сможет к ней полететь, как бы ни рвалось сердце. Быть так близко, всего в часе лета! Но он знал и другое: все кончено. И ничего не может быть. И не должно. Потому что невозможно. Зачем терзать душу себе и ей. У него семья. Дети. А он хотел все изменить. Давно. Он любил. По-настоящему. Страстно и отчаянно, почел за благо уехать раньше времени из Москвы, иначе что- то случилось бы. С ним? С ней? С обоими. Он и не предполагал, что бывает такая любовь. Но знал, что страсть — самое ужасное, что может овладеть человеком. А что он мог сделать? Оставить жену и двух девочек-близнецов? Страну? И кто он в Москве? Неизвестно еще, захотела ли бы она выйти за него? Разум восторжествовал. Он уехал.
Он подошел к столику, маленькому, самодельному, за которым сидела пожилая, но явно красивая в прошлом женщина. Гордая посадка головы, белый кружевной воротничок на черном платье. Собранные в узел блестящие, без седины волосы. Перед ней лежали открытки. Пенсионерка. Подрабатывает, подумал он. Одна открытка была явно не по сезону. Осень за окном, а она рождественская. С Дедом Морозом. Он догадался, что, наверное, она продает и свои. Сейчас в Питере люди торгуют, чем могут. Но эта открытка поразила его невероятной теплотой: настоящая Россия, такой ее видят иностранцы. Он купил открытку. У него не было русских денег, и он отдал ей доллар, потом подумал, что мало, и положил рядом второй. Она не отказалась, хотя вскинула брови и пристально посмотрела на него. Он отметил про себя, какие правильные у нее черты лица.
— Спасибо, — сказал он с улыбкой.
Она признала в нем иностранца. Кивнула.
Он вернулся в свое кресло. Самолет должен унести его совсем в другую сторону от Москвы. И он, положив кейс на колени, написал на открытке: «Я все равно люблю тебя». И ее адрес. Который знал.
Потом подумал: но она могла сменить адрес за столько лет? О нет, в России люди рождаются и умирают по одному и тому же адресу.
И опустил открытку в ящик.
Он был корреспондентом Болгарского информационного агентства по Юго-Восточной Азии. Несколько лет сидел безвылазно в Ханое. Ездил и в Москву. Иногда. И на Ташкентский кинофестиваль стран Азии и Африки. При воспоминании об этом его сердце зашлось. Она была там. И там это началось бурно, страстно. Невероятно. Но познакомились они раньше. Не в Ташкенте. В Ханое.
Ира вынула из почтового ящика открытку, на которой не было живого места. Вся исписана почтовиками. Она покрутила ее. Ну конечно, отправлена по ее прежнему Измайловскому адресу. Сердце стиснуло странное предчувствие. Неужели...
Да, адресный стол хорошо поработал, и открытка, столь странная для осени, с Дедом Морозом, ее нашла.
Всего одна фраза. Может, из-за нее так старались тетеньки на почте? Насмотрелись сериалов и возомнили себя спасительницами любви? Искали ее адрес, чтобы соединить разбитые сердца?
Она криво усмехнулась. Закрыла почтовый ящик и вошла в лифт.
Она держала открытку на отлете, будто сама бумага могла жечь ее тело. А тело уже отзывалось на пароль. Вот и все, что ему надо. Сказать: «Христо». И тело реагирует мгновенно.
Лифт тихо прошуршал, открывая двери на ее этаже.
Она с трудом вставила ключ в замок, отперла дверь. Войдя, захлопнула ее и привалилась спиной. Соленые слезы потекли по щекам. Ну почему вот так сразу? У нее Бог знает что творится в жизни, а тут еще он подал голос.
Христо. Ее единственная любовь. Которую она должна была забыть и не могла. Если бы она знала, что от него придет весть, подготовила бы себя. Она бы заставила себя... Она бы...
А зачем? Ведь его все равно нет и не будет. А у нее началась другая жизнь, в которой ему не будет места. Она сделала ставку на себя.
Ира сняла плащ, пошла на кухню. Поставила чайник, снова и снова всматриваясь в открытку. Ага, он был в Питере. Сколько лет он не подавал вестей? Сколько лет она пыталась его забыть?
Не вышло. Ни у нее, ни у него.
Она пила крепко заваренный чай с лимоном и морщилась. На нее навалились воспоминания. И она сдалась.
Как сдалась тогда.
Нет, не сразу. Ира Зотова сразу не сдается.
В ту зиму, как раз накануне Рождества — так вот почему он прислал эту открытку, чтобы напомнить о первой встрече? — она поехала с группой журналистов во Вьетнам. Наташа Ерофеева, соседка по комнате, была на десять лет ее старше. Она относилась к ней немного покровительственно, как старшая сестра к младшей. У нее была взрослая дочь, которая должна была вот-вот родить ей внука. Наташа была женой высокопоставленного внешторговского чиновника и имела все, что хотела. Кроме молодости. Той, которая позволяет тебе еще десять лет очаровывать мужчин. Наташа это делала мастерски. И, как поняла Ира, в каждой такой поездке у ног Наташи был какой-нибудь мужчина.
Нынешний поклонник Наташи, у которого, подозревала Ира, был интерес и к ее мужу — парень работал в крупной газете в международном отделе, — решил совместить приятное с полезным. Борис, так его звали, пригласил Наташу в гости к приятелю, а та, чтобы их выход в свет не казался особенно вызывающим,
