— Сюда! — позвал Бочаров. Он быстро карабкался по лесенке на верх паровоза. В тендере зиял открытый люк.
— Полезай! — Павел пропустил меня вперед, а сам с наганом в руке охранял подходы.
Я протискался в горло бака — там прежде хранилось нефтяное топливо. Павел — за мною.
Ноги разъезжаются на мазутных остатках. Мы забились в угол и затаились.
Махновцы затопали наверху. Кто-то со звоном прихлопнул крышку люка.
— Подыхайте, комиссары!
Стало трудно дышать. В глазах желтые круги с красными искрами. Поддерживаем друг друга, но терпенья нет. Кашель открылся.
— Помирать — так с пальбой! — Павел ударом кулака откинул крышку люка и, не целясь, выстрелил. Никто не ответил.
— Сюда, Гром!
Я еле-еле дотянулся до люка с живительным воздухом.
С большим трудом выкарабкались наружу, распластались на тендере.
Потом двое суток отлеживались мы с Павлом: отравились мазутным угаром. Бочаров ругал себя на чем свет стоит — он надумал залезть в тендер!..
А тем временем Бижевич, используя наши разведданные, очистил железнодорожный узел от вражеской агентуры. Так нам думалось, но стоило уйти бронепоезду, как налет повторился. Чоновцы в затяжном бою, потеряв много боевых друзей, растрепали махновцев.
Пленные показали: Черный Ворон получает от своего верного человека точные сведения: что есть ценного на железной дороге в Пологах, где находятся чекисты с бронепоездом.
— Кто этот человек? — буйствовал Бижевич.
— Сам батько знае… А мы… чого ж знаемо… — испуганно бормотали пленные, косясь на маузер, выложенный Бижевичем на стол.
Сначала я грешил на Луку Пономаренко — вхож к начальнику станции! Посоветовался с Никандром Фисюненко, поспрашивал Павла, и сам перебрал в памяти все, что знал о хозяине — отказался от подозрения. А дежурный с распухшей щекой?.. Наш чоновец. Проверен в боевых стычках с врагами. Мухина хорошо знают в отделе дорожно-транспортной ЧК.
«Человек со шрамом»! — ахнул я. Ездит за почтой, выглядывает, вызнает. Вот кто наводчик!
Вместе с Бочаровым побежали на почту. Женщине, сидевшей за перегородкой, мы представились как родственники человека со шрамом.
— Нема начальника. Губернский комиссар вызвал, — ответила она, внимательно рассматривая нас. — А чего ж не договорились, коли вин тут робыв?.. Вы каждый день рядом ходили.
Опростоволосились! Эта женщина видела нас в поселке. Пробормотав что-то в ответ, мы вымелись на улицу. Новая начальница с хитринкой смотрела нам в след.
— Вот дьявол! — сетовал Павел. — А почтарь учуял, что жареным пахнет, и смотался. Он, гад, якшался с отцом Оксаны. Понимаешь?..
Я понимаю одно: упустили опасного врага!
Чоновцы рассказали нам, что человека со шрамом звали Гавриилом, а фамилия его Квач. Он приезжий. Грамотный, скрытный. Я передал весть о нем в Сечереченск. Но почтарь туда так и не явился. И я укрепился в мысли: человек тот — враг!
Нас, разведчиков, собрал Бижевич. Разговор повел на высоких нотах:
— Раскрыли всех наводчиков и тайных агентов?
— И раскрыли бы! — выкрикнул с болью Фисюненко.
— Вы что же, зимовать приехали сюда? Промедление — это смерть, разрушение, разбой! Вы понимаете?..
— Торопливость нужна при ловле блох! — осердился Никандр.
— Та оцим мальчикам у мамки под юбкой сидеть! — издевательски проговорил Коренев, входя в комнату.
— А ты что сделал? — накинулся Бижевич и на него.
Коренев подал двойной лист бумаги.
— Оце признание Олейника.
Бижевич бегло просмотрел протокол допроса и с довольным видом распорядился:
— Готовь материал для коллегии губчека! Ясно — валютчик!
Зазвонил телефон. Юзеф Леопольдович схватил трубку и привстал:
— Слушаю!.. Так они мне и не нужны, Федор Максимович… Сегодня же отправлю. Толкутся без толку.
Положив трубку, он сказал:
— Вас отзывают в Сечереченск. Махновцы поняли, что в Пологах твердая рука! Черный Ворон попритих…
Никандр с радостью смотрел на меня: нам надоело быть под началом взбалмошного Бижевича! А Павел остается — в Пологах место его службы. Мы по-братски целуемся. Жмем друг другу руки. Обещаем встречаться, звонить по телефону. Хорошо знать, что рядом с тобою верный друг!
— Привет твоей Оксане!
Павел еще раз жмет руку.
Иду в кабинет Платонова с отчетом. Тревожно на сердце. Перелистываю в памяти странички жизни в Пологах — кажется, все правильно. А все ли?.. Упустил человека со шрамом. Участвовал в стычке с махновцами, хотя мне было это запрещено.
Открываю дверь с таким чувством, будто бы вхожу в ледяную воду…
Федор Максимович — большевик из рабочих. Серьезный, вдумчивый — зря не обругает. И в разговорах воздержан — больше слушает и помалкивает.
Высокий, выбритый, подтянутый, словно хороший строевой офицер, Платонов вышел из-за стола и подал руку:
— Здравствуйте, товарищ Громов!
Мой доклад он выслушал со вниманием. Похвалил за инициативу по розыску человека со шрамом.
— Попал в поле зрения чекистов — не уйдет, — твердо сказал Федор Максимович. — Правда, не научились мы работать четко. Научимся!
Я решился высказать свое мнение о Бижевиче.
Федор Максимович наморщил открытый широкий лоб и прошелся до дверей размашистым шагом. Вернулся к столу.
— Вы скоры на выводы, молодой человек. Бижевич предан Советской Родине. Прямой характер. Брата его махновцы изрубили… Второй брат служит на границе. Об отце с матерью ничего не знает вот уже третий год. О жене — вам сказали. Вы лично устояли бы под таким градом ударов?.. — Платонов снова заходил по комнате в глубоком раздумье.
Мне стало стыдно за свое легкомыслие — бросил тень на товарища, с которым ходил в бой! И все-таки я сказал:
— В нашей среде есть предатель!
Платонов остановился, словно наткнулся на стенку. Глаза метнули молнии.
— Основание!
Я рассказал о провале Васильева в Пологах, о налетах на ценные поезда в тот момент, когда охрана их ослаблена, об уходе из Полог человека со шрамом.
— Кто-то предупреждает!
Платонов так посмотрел на меня, что я невольно встал.
— Обо всем этом — молчок! В наших рядах не должно быть нервозности и подозрительности. Если мысль о предательстве будет навязчиво точить каждого, то расслабится воля наша. Все это — выигрыш врага! Очень плохо, Громов, что вы расшифровались, раскрылись перед бандитами. Вы человек не местный, и нам легче было маскировать вас как нашего разведчика…
