Мы – старики. Наше Время – обмылок. Хлеба просили! Нам – камнем – в затылок. Ты, мадам Канда, – что пялишь глазенки?!.. Зубы об ложку клацают звонко. Ешь наших раков, баранов и крабов. Ешь же, глотай, иноземная баба. Что в наших песнях прослышишь, чужачка?!.. Жмешься, дрожишь косоглазо, собачка?!.. …………Милая девочка. Чтоб нас. Прости мне. Пьяная дура. На шубку. Простынешь. В шубке пойдешь пьяной тьмою ночною. Снегом закроешь, как простынею, Срам свой японский, – что, жемчуг, пророчишь?! Может быть, замуж за русского хочешь?!.. Ах ты, богачка, – Езжай, живи. Тебе не вынести нашей любви. Врозь – эти козьи – груди-соски… Ах, мадам Канда, – ваш перстень с руки… Он укатился под пьяный стол. Нежный мальчик его нашел. Зажал в кулаке. Поглядел вперед. Блаженный нищий духом народ. ТЬМА ЕГИПЕТСКАЯ Вселенский холод. Минус сорок. Скелеты мерзлых батарей. Глаз волчий лампы: лютый ворог глядел бы пристальней, острей. Воды давно горячей нету. И валенки – что утюги. Ну что, Великая Планета? На сто парсек вокруг – ни зги. Горит окно-иллюминатор огнем морозных хризантем. И род на род, и брат на брата восстал. Грядущего не вем. Как бы в землянке, стынут руки. Затишье. Запросто – с ума Сойти. Ни шороха. Ни звука. Одна Египетская Тьма. И шерстяное одеянье. И ватник, ношенный отцом. Чай. Хлеб. Такое замиранье бывает только пред Концом. И прежде чем столбы восстанут, огонь раззявит в небе пасть – Мои уста не перестанут молиться, плакать, петь и клясть. И, комендантский час наруша, обочь казарм, обочь тюрьмы Я выпущу живую душу из вырытой могильной Тьмы! По звездам я пойду, босая! Раздвинет мрак нагая грудь! …Мороз. И ватник не спасает. Хоть чайник – под ноги толкнуть. Согреются ступни и щеки. Ожжет ключицу кипяток. Придите, явленные сроки, мессии, судьи и пророки, В голодный нищий закуток. И напою грузинским чаем, и, чтобы не сойти с ума, Зажгу дешевыми свечами, рабочих рук своих лучами Тебя, Египетская Тьма. КСЕНIЯ БЛАЖЕННАЯ (ПЕТЕРБУРГСКАЯ) …Охъ, ласточка, Ксеничка, Дамъ Тебе я денежку – Не смети-ка веничкомъ, Куда жъ оно денется, Траченное времячко, Куда задевается – Милостынька, лептушка: Ксеньей прозывается – Тише!.. – наша смертушка… …Я не знаю, сколь мне назначено – сдюжить. Сколь нацежено – стыть. Какъ въ платокъ после бани, увязываюсь во стужу И во тьму шагаю: гореть и любить.
