У Царицы грудь открыта, Солнцем веера согреты… Царский выезд на охоту… Царских дочек одеянья – Перед тем тифозным годом, где – стрельба и подаянье… Мать твоя в Стамбул сбежала – гроздьями свисали люди С Корабля Всея Державы, чьи набухли кровью груди… Беспризорник, вензель в ложке краденой, штрафная рота, – Что, старик, глядишь сторожко в ночь, как бы зовешь кого-то?! Царских дочек расстреляли. И Царицу закололи. Ты в кладовке, в одеяле, держишь слезы барской боли – Аметисты и гранаты, виноградины-кулоны – Капли крови на распятых ротах, взводах, батальонах… Старый граф! Борис Иваныч! Обменяй кольцо на пищу, Расскажи мне сказку на ночь о Великом Царстве Нищих! Почитай из толстой книжки, что из мертвых все воскреснут – До хрипенья, до одышки, чтобы сердцу стало тесно! В школе так нам не читают. Над богами там хохочут. Нас цитатами пытают. Нас командами щекочут. Почитай, Борис Иваныч, из пятнистой – в воске! – книжки… Мы уйдем с тобою… за ночь… я – девчонка… ты – мальчишка… Рыбу с лодки удишь ловко… Речь – французская… красивый… А в открытую кладовку тянет с кухни керосином. И меня ты укрываешь грубым, в космах, одеялом И молитву мне читаешь, чтоб из мертвых – я – восстала. *** Земля?!.. Вы кому расскажите. А воля?!.. – пропита дотла. В парче грязнобурые нити Двуглавого вышьют орла. А мы его ножичком вспорем И выпорем золото лет. А мы о Священном не спорим: Ведь нынче Священного нет. Ты можешь мне врать, завираться, Ладонь прижимать ко груди, Ночьми перемалывать Святцы, Молить и снега, и дожди!.. – Не верю. Ни слову не верю! Ни лику! Ни слезной скуле! Закрыты Небесные двери. Поземка метет по земле. РОЖДЕСТВО Рычала метель, будто зверь из норы. Летел дикий снег. Жженый остов завода Мертво возлежал под огнем небосвода. Зияли, курясь, проходные дворы. Трамваи – цыганские бубны – во тьме Гремели. Их дуги – венцами горели, Сквозь веко окна ослепляя постели – В чаду богадельни и в старой тюрьме. Куда-то веселые тетки брели. В молочном буране их скулы – малиной Пылали! За ними – приблудная псина Во пряничной вьюге горелой земли Тянулась. Кровавые гасли витрины. Спиралью вихрился автобусный смог. Народ отдыхал. Он давно изнемог Нести свое тело и душу с повинной И класть их, живые, у каменных ног. Тяжелые трубы, стальные гробы, Угодья фабричные, лестниц пожарных Скелеты – все спало, устав от борьбы – От хлорных больниц до вагонов товарных. Все спало. Ворочалось тяжко во сне – В милициях пыльных, на складах мышиных, В суконных артелях, в церковном огне, Где ночью все помыслы – непогрешимы… Ночь темной торпедой по белому шла, По белому свету, песцовому дыму Котельных, где – Господи! – мало тепла Для всех наших милых, так жарко – любимых… Шла смертная ночь – тем подобьем смертей, Что мы проживем еще – каждый как может, – Шла бредом дитяти, морозом по коже И пьяными воплями поздних гостей… Спи, мир, отдыхай! Ночь на это дана. Труд выжег всю плоть. Сохрани душу живу. В казенных рубахах святых индпошивов Спи, свет мой, калека, слепая страна…
