Но дом был на улице. Номер с него Бураном сорвало. Обмерзлые ветки Гремели по стрехам. А там – торжество Творилось: на радость потомкам и предкам. Искусаны в кровь одичалые рты. Никто не подходит. Храпят акушеры В каптерке. И болью предродовой веры Бугрятся божественные животы. И, выгнувшись луком, Мария зовет Сиделку, пьянея, дурея от боли… О люди вы, люди, не слышите, что ли! Он – вот Он, приходит, рождается, вот! Вот – темя сияет меж ног исступленных! А свет золотой! А в крови простыня! Так вот чем кончаются царства и троны… – Мария, Мария, ты слышишь меня!
Идет Он на свет не в яслях лучезарных, Где плачет овца, улыбается вол, – В гудках пассажирских, в крушеньях товарных, В домах, где – кутьями уставленный стол! Идет Он на свет не под нежные губы, Мария, твои, – а под ругань блатных, Под грузчицкий хохот, буфетчицам любый, Под матерный посвист и водочный дых! Идет Его бедное тельце, сияя Щуренком в протоке – во смрады громад Фабричных предместий, машинного Рая, Где волк человеку – товарищ и брат… Да, Господи Боже, досталось родиться Вот именно здесь, в оголтелой земле, Где в трубах метро преисподние лица Летят, как снега по дегтярной зиме! Да, мальчик, сынок, пей до дна эту чашу: Такую нигде уже не поднесут – Последний приют заметелен и страшен, И ученики – от Креста не спасут… Кричи же, Мария! Пустынна палата. Кричи же, родная! О счастье – кричать, Пока ты – звериным усильем – распята, Пока на устах твоих – вопля печать! Ори! Это счастье – все выкричать в лица Наемных врачей и воровок-сестер, И криком родильным – и клясть, и молиться На сытый очаг, погребальный костер, И в небо упертые копья коленей Внезапно – до хруста костей – развести, И вытолкнуть – Бога иных поколений!.. …И крик оборвется. Помилуй. Прости. Обмоют. Затянут в больничную ветошь. Придут с молоком и лимоном волхвы. И станет метель Ему – Ветхим Заветом, Твердимым устами российской молвы. Он будет учиться любови у старцев На овощебазах да на пристанях. Он с первой любимой не сможет расстаться На грозном вокзале, в дымах и огнях… Ему ляжет Русь и мазутом и солью Под легкие, злые мальчишьи ступни… Бери эту землю. Болей этой болью. Прости. И помилуй. Спаси. Сохрани. *** С размалеванными картинами У гостиниц инших сижу. Меж нарисованными каминами Греюсь; пальцем по ним вожу. Руку в варежку песью засовываю. Купи живопись, воробей!.. Я устала есть похлебку нарисованную Нарисованной ложкой своей. КУТЕЖ. ХУДОЖНИКИ Поле боя – вся дымится: рюмки, руки и холсты. Дико пламенеют лица, беззастенчиво просты.
