С вокзальных башен брызнет воронье, Когда иду со знаменем в руках. Так сквозь асфальт – слеза зеленых трав. Так из абортниц – мать: “Я сохраню!” Средь серп-и-молот-краснозвездных слав – Оставьте место Божьему огню… Но давит Тьма. Сменили ярлыки, А глыба катит, прижимает плоть. Ни напряженьем молодой тоски, Ни яростью ее не побороть. Ни яростью, ни старостью, – а жить Нам здесь! Да здесь и умирать! На площади блаженный шепчет: “Пить”. И фарисей – неслышно: “…твою мать”. Нет жалости. В помине нет любви. Нет умиранья. Воскрешенья – нет. Ну что же, град Армагеддон, – живи! В пустыне неба твой горящий след. И я, в твоем роддоме крещена Злом, пылью, паутиной, сквозняком, – Твоим мужам бессильным я – жена, Да выбью стекла сорванным замком. Из гневных флагов котому сошью! Скитальный плащ – из транспарантного холста! Армагеддон, прости судьбу мою. Мне здесь не жить. Нет над тобой креста. Я ухожу, смеясь, в широкий мир. Кайлом и стиркой руки облуплю. Продута ветром грудь моя до дыр! Да ветер больше жизни я люблю. 2. В горьких трущобах со сводами тюрем, В норах казарменной кладки, В острых дымах наркотических курев – Живо, наружу, ребятки! Сладкие роды. Сопливые бабы. Молот и серп – над локтями. Сдерните эти нашивки хотя бы – Рвите зубами, когтями! Очередь улиц на детоубийство, Бабы, занять опоздали. Черной поденкой вы плод погубили, Праздником – вновь нагуляли. Праздник-душа: демонстрация, флаги, Радио, зельц да вишневка, Да из бумаги навертим, бедняги, Красных гвоздик под “Каховку”! С этих дождей-кумачей забрюхатев, Выносив четкие сроки, В горьких трущобах рожаю дитятю, Жилисто вытянув ноги: Ну же, беги, несмышленый бубенчик, В Гарлем лабазов и складов, В ночи разъездов, где винный путейщик Перебирает наряды Белых метелей, в дымы новостроек – Брызнули ржавые крепи! Режь головенкой солдатскою, стоек, Сцепки, и спайки, и цепи! Мать – обрекаю тебя я на голод, На изучение грамот, Где иероглифы – МОЛОТ И ХОЛОД – Спят в заколоченных рамах. Мать – я толкаю тебя из утробы: В нежном вине ты там плавал!.. –
