Вскочи на стол!.. – и, среди кружек, Среди фарфоровых подружек И вилок с лезвием зубов – Танцуй, народ, каблук о скатерть, Спаситель сам и Богоматерь, Сама себе – одна любовь. И рухнет стол под сапогами! Топчи и бей! Круши ногами! …Потом ты срубишь все сполна – Столешницу и клеть древняну, И ту часовню Иоанна, Что пляшет в небесах, одна. *** …Мое поломойство, мое судомойство, Мое проститутство, мое… То Царское – златом на мех – Домостройство. Мое золотое житье. Да, я позабыла, когда танцевала. Суров Домостройный закон. Лишь мужа в метелях одра целовала. Лишь сына – во вьюге пелен. Наручные часики тикают гулко. Пора на работу. Пора К рабам рукокрылым, в пыльцу переулка, В раскидку колен – до утра. Короною – обземь – отброшено Царство. Ах, если б и мне умереть. …Мое Проклинатство, мое Святотатство, Мое Вспоминатство: НЕ СМЕТЬ… КОЛЕСО. ОВИДИЕВА ТЕТРАДЬ …Ты эту девку взял, хоть крепко руками цеплялась За колесо. Спину – хлесь! – выгнула плетью она. Ты ей колени коленом прижал. Змеей извивалась, Синим эвксинским ужом, что плавает вместо вина В козьем седом бурдюке. Как, глотку расширив, орала! Ты ее крик ухватил мохнатым, распяленным ртом – Да и выпил до дна. А пятками землю вскопала – Ноги когда раздвигал, налегал когда животом. Экая девка сподобилась! Хуже родимой волчицы, Капитолийской, с двенадцатью парами злобных сосцов. Как изо рта ее – всласть! – надобно жизни напиться. Как во нутро ее – всклень! – влить влагу первых отцов. Может, волчата пойдут. Слепые кутята, щенята. Словно борщевник – ладонь, зубы разрежут восток. Девка, не бейся, пригвождена, пред ветхой телегой распята: Снег на дерюге горит; кровь утекает в песок. И, пока хнычешь, меня, римлянского дядьку, целуя, Чтобы я золота дал, чтоб не излился в меха, – Я прижимаю босою ногой рыбку, пятку босую, – Пот любви – кипятком – как обдаст! И глуха Девка, хотя, ты к любви, телица, ревица, белуга, Ты, на остроге моей бьющаяся колесом! – Я заключаю с тобою подобие звездного круга. Я не железом давлю – я над тобой невесом. И, пока бык от телеги косит на меня Альтаиром, Сириус-глазом косит, льдяную крупку копытом топча!.. – Девке, кусая ей ухо, шепчу я слова, позлащенные миром, Мирром слащенные, спущенные виссоном с плеча: КТО ТЫ БОГИНЯ ЛИ ЖЕНЩИНА ДАЙ МНЕ УТРОБУ И ДУШУ ВИННАЯ СЛАДКАЯ ЯГОДА ДАЙ РАЗДАВЛЮ ЯЗЫКОМ Снег нас – двойную звезду – свистя, засыпает и тушит: В корчах, в поту, под телегой, под каменным черным быком. Лишь Колесо на нас глянет. А в нем скрещаются спицы. В нем – сшибаются люди. Сгущается темень и вой. Чуть повернется – отрежет от Времени, где не родиться. Девка, бейся, вопи. Тебя, покуда живой, Так возлюблю, что царям в златых одежонках не снилось! Так растерзаю, – волки Борисфена клочка не найдут!.. Рвись же, кряхти, ори, мне царапай лицо, сделай милость. Ведь все равно все умрут. Ведь все равно все умрут. ПЛЯСКА НА АРБАТЕ ВМЕСТЕ С МЕДВЕДЕМ. ЗИМА Снег синий, сапфир, зазубринами – хрусть! Меня перепилит, перерубит: пусть. Люди: медведями топчется толпа. Солнце-сито. Сеется рисова крупа.
