металлическом шкафу.
Утром следующего дня Иван Францевич купил у мальчишки возле почтамта свежую газету и поспешил в лавку, чтобы там уже спокойно просмотреть своё объявление.
У входа в гостиницу он застал следующую сцену. На краю мостовой стояли чехословацкий офицер и двое солдат-легионеров, в шинелях с щитками цвета хаки на левом рукаве и в фуражках с бело-красной ленточкой по диагонали, натянутой на околыш. Перед патрульными, на земле сидел мужик с окровавленным лицом и отплёвывался. Возле стоял другой мужик. Лицо его тоже было помято, но всё же сохранилось лучше, чем у его сидевшего на земле визави.
— … а неча тута пастись! — громко говорил офицеру стоявший мужик. — Тута мы гужуемся, это наше место! А они, — мужик ткнул пальцем в сидевшего на земле соперника, — на железке стоят, их место там!
Офицер, очевидно, изо всех сил пытался понять обращённую к нему речь. Его лицо было напряжено, он беззвучно шевелил губами, видимо, повторяя то, что ему говорили. Лица патрульных солдат были безразличны. Один из легионеров жевал стебелёк тимофеевки.
— Что это тут, Талгат? — спросил Иван Францевич у дворника.
— Извощики между собой дрался. — пояснил Талгат. — С вокзала сюда ездил, чужое место занимал.
«Это что же значит? Морган с Флинтом Вест-Индское море не поделили?» — подумал Иван Францевич и усмехнулся.
Офицер, похоже, допрос закончил и теперь знаками показывал сидевшему, чтобы тот поднялся с земли. Патрульные солдаты, между тем, сняли с плеч винтовки с примкнутыми к ним штыками и взяли победителя драки под конвой. Тот, впрочем, не сопротивлялся, и лишь ворча заложил руки за спину.
— И куда его? — спросил Иван Францевич. — Полиции же нет теперь?
— Комендатуру! — Талгат махнул рукой за дома, в сторону бывшей гарнизонной гауптвахты. — Нощь холудную посидит, потум домой отпускают!
Побитый мужик шатаясь забрался в свой экипаж и поспешил убраться восвояси. Пара извозчиков — товарищей задержанного, сидевшие в пролётках неподалёку, проводили его улюлюканьем.
Тем временем патруль тоже двинулся в путь, уводя с собой нарушителя уличного спокойствия.
— Ты же это, Тимка, свези экипаж мой, слышь? — крикнул арестованный напоследок.
— Слышу-слышу! — отвечали ему. — Не глухой!
Пройдя в лавку Иван Францевич включил свет, снял пальто со шляпой и сел в кресло просмотреть газету, предполагая проверить и свою заметку в разделе объявлений. Но взгляд Ивана Францевича остановился на первой же странице. Его внимание привлекли набранный крупными буквами заголовок «Свершилось!» и помещённая под ним статья.
В передовице сообщалось, что накануне в Уральско-Сибирской гостинице прошла всероссийская государственная Конференция, главным решением которой стало учреждение нового национального правительства. «По примеру французской революции, — говорилось в статье, — когда людоедскую диктатуру якобинцев заменила Директория, вдохновляемая гуманистическими идеалами Руссо и Вольтера, было постановлено так же назвать новое правительство страны, призванное изгнать большевиков». Далее в статье описывались основные события Конференции, тезисно излагались выступления ораторов и состоявшихся меж ними прений.
Речи первых выступавших были проникнуты духом неверия и пессимизма, отмечал автор статьи, и сводились к аргументации того, что создание нового правительства сейчас, в отсутствие у него реальной вооружённой силы, является делом совершенно безнадежным, безумным и фантасмагорическим.
Однако всё удивительным образом переменилось после выступления г-на Творецкого. Пламенная речь упомянутого оратора оказала на присутствующих воистину магическое воздействие. В ней он также останавливался на тяжести текущего политического момента, но подчеркнул необходимость взять на себя ответственность за будущее страны и всё же создать новое национальное правительство, невзирая на недостаток необходимых для этого ресурсов. Далее г-н Творецкий представил программу действий новой власти, в которой, как это ни странно, одно из главных мест, наряду с изгнанием большевиков и продолжением войны с германской коалицией, заняло развитие почтового сообщения на территории России. Речь выступавшего завершилась бурной овацией и перешла в дискуссию по составу нового правительства. Ниже были представлены коллективная фотография и поимённый список членов правительства Директории, в котором Творецкий Н.Ф получил портфель директора (министра) финансов и почты.
В газету оказалась вложенной листовка с воззванием Арской Директории к гражданам России. Читать её Иван Францевич не стал. Он вообще ничего больше не стал читать, а отложил печатные материалы в сторону и погрузился в размышления.
Конец бабьего лета и начало периода затяжных дождей совпали с приездом в Арск столичной оперной труппы и внезапным уходом чехословаков. Летом те въехали в город, что называется, на белом коне, в ореоле долгожданных спасителей, с развёрнутыми знамёнами и барабанной дробью, а исчезли вот так — нежданно-негаданно, как гномы из сказок Ганса Христиана Андерсона. С чехами как-то незаметно пропали и англичане, и французы.
Другим замеченным Иваном Францевичем событием стал уход со службы швейцара Тихона, убывшего в деревню предварительно взявши у управляющего полный расчёт.
Про новое российское правительство никто ничего толком не знал и не слышал. Заседало оно якобы время от времени в здании Городской Думы и периодически даже выпускало какие-то декреты и установления. Но Иван Францевич деятельностью новой власти не интересовался, и господина Творецкого он также ни разу не увидел.
Вскоре хозяину лавки не стало дела ни до чего вообще. В Арск пришёл обещанный с весны ещё испанский грипп и Иван Францевич поддался ему одним из первых.
В тот день, когда Иван Францевич почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы выйти на улицу, с утра лило как из ведра. Из-за этого он отложил свой обычный перед болезнью моцион сначала до после обеда, а потом и до вечера. К сумеркам дождь прекратился и Иван Францевич решил таки прогуляться до гостиницы.
Первым, что он увидел выйдя на воздух, была двигавшаяся по Успенской пешая армейская колонна. «Красные?» — мелькнуло было в голове Ивана Францевича.
— Так громче музыка, — глухими голосами пели проходившие мимо солдаты, — играй победу! Мы победим, и враг бежит-бежит-бежит! За Колчака, за Родину, за веру, мы грянем громкое ура-ура-ура!
Аккомпанементом песни служило ритмичное чавканье, производимое солдатскими башмаками в уличной грязи.
Кто такой Колчак Иван Францевич покуда не знал, но что-то подсказало ему, что перед ним шествует белое воинство.
У здания городской думы стояло два броневика и мотоциклет. Рядом топталось несколько военных в кожаных тужурках и крагах. А едва хозяин лавки пересёк Инвалидную по ней с гиканьем и свистом промчалась конная кавалькада. Стук множества копыт по булыжникам прозвучал так резко и неприятно, что Иван Францевич машинально закрыл уши руками.
По земле, возле входа в гостиницу были разбросаны листовки с давешним воззванием Директории, а дворник Талгат собирал их в большой холщовый мешок.
Увидев Ивана Францевича он прервал своё занятие и приветствовал хозяина магазина.
— А-а-а, Франсовищ! — обрадованно воскликнул дворник. — Как здоровья?
— Спасибо-спасибо. — ответствовал тот. — А что, у нас опять власть поменялась?
Дворник махнул рукой.
— Сегодня поменяла. Казаки пришли, всех директур арестовали.
— Арестовали? — переспросил Иван Францевич. Талгат закивал, мол, да-да, не оговорился.
— Быстро-быстро всех в автомобиль сажали и на железку увозили. Ай, щуть не забыл! — дворник
