сидел тут, рыдал на весь лес, а теперь угрожает. Что люди, что лешие…
— Не надо, не уходи, — сказал леший просительно и предложил: — Давай руки друг другу пожмем, раз уж познакомились. — И первым протянул мне руку. Левую. Левую руку я привычно держал на рукояти меча, покоящегося на плече. Мгновение, которое мне понадобилось, чтобы высвободить руку для пожатия, спасло мне рассудок. С ветвей ли, с неба ли на нас обрушилась моя старая знакомая — Сова.
— Прочь, подкоряжник! — зашипела Сова на лешего, который отшатнулся, но тут же сам осерчал и рявкнул в ответ:
— Сам пошел прочь! Я его подманил! — Леший сжал кулаки, но чувствовался в нем страх.
— Ты? Подманил? Я его из другого мира выдернул, ты мне указывать решил, нечесаный?! — Сова моя воинственно расправила крылья и, подпрыгнув, кинулась на лешего. Тот встретил крылатого врага кулаками, но когти ночного охотника вцепились ему в грудь, сжались, и леший взвыл:
— Все-все, отпусти, ухожу, ухожу!
— То-то, — недобро сказал вслед спешно уходящему лешему мой спаситель.
— Похоже, ты меня спас от чего-то? — уточнил я.
— Пустяки, ты бы потери и не заметил — я тебе рассудок спас. Обошел-обвеял бы леший, и поминай как звали. Так бы тут и стоял со своей деревяшкой, слюни пускал, — небрежно обронила Сова. Или обронил? И как тогда его звать? О чем я думаю! Поняв, что сказала Сова, я содрогнулся. Смерть, конечно, рудимент, но это хуже смерти. Я поясно поклонился Сове, как наставнику.
— Спасибо тебе. Я теперь твой должник, Сова, — я еще раз поклонился, дело стоило лишнего поклона, на мой взгляд.
— Ты не думай, я из каждой ямы тебя вытаскивать не подряжался. Зачем ты ей понадобился — не понимаю, — сухо и непонятно отвечала Сова.
— Кому — «ей»? Ты уже второй раз о ней говоришь, а толком не сказал ничего, — насел было я на Сову. — Зачем меня оттуда сюда унес? Почему — меня? Почему — сюда?
— Ага. Сейчас я тебе все и выложил, как же! — сварливо ответила Сова и улетела, не простившись.
Я задумался. Странный леший. То скучал по людям, то хотел причинить мне вред. А может, потому и скучал, что хотел кому-то причинить вред? Может, крещеные его не только не видели, но и стали неуязвимыми для его чар? Но это бы еще полбеды. Я — здесь. Здесь именно я. От бытовых проблем меня Сова не спасает, если вспомнить бой с уными и с Вороном. Прекрасно. От нежити спасает, думаю, что и будет первое время. И это тоже бы еще полбеды! Но вот кто такая эта таинственная «она», которой я нужен? Насколько я помнил, во временах Ярослава Мудрого у меня ни жен, ни возлюбленных не осталось…
Глава IX
Когда я проснулся, костер уже горел. Ратьша уже успел умыться, и теперь мы ждали, пока закипит вода в нашем котелке. Вернее, в его котелке, к которому допустили и меня. Два вчерашних воина где-то бродили, и мы с тысяцким остались вдвоем.
— Обиделись, — с непонятным выражением протянул Ратьша, предупредив мой первый вопрос.
— Так и ты, Ратьша, обиделся, нет разве? То у князя ночевал, а то у костерка пришлось?
— Мне у костров больше, чем у князей, любо, — помолчав, отвечал вой. И продолжил: — Но ты, Ферзь, прав. Ты человек чужой пока, да и не болтун вроде — обидно и мне. Разница в том лишь, что я понимаю, отчего Ярослав варягов жалует. В нашей верности он не сомневается, а наемники — они и есть наемники, их, как пса злого да капризного, прижеливать надо.
— Понятно, — отвечал я. — Ратьша, а что в этом лесу князь делал? На охоту вроде не похоже. Или тайна?
— Тайны нет, князь хочет тут, в этих местах, закрепиться. Мечтает тут городок начать, а пока и починка не дали поставить угольцы. Место это их заповедное, священное. Капища тут, как рыжики под хвоей, — куда ни кинь, а капище. И зовется вся эта сторонка Медвежьим углом. И медведей тут и впрямь немерено. А место тут доброе. И Волга недалеко, это ж какой казне был бы прибыток! Князь годами еще не стар, а голова у него мудрая, как у старца седого.
— Это я уже приметил, — негромко пробубнил я.
— Знаю, что приметил. У тебя ж памяти нет, соображаешь-то ты хорошо. Вот облегчил нам труды наши. Ворон тут из первых был, кто угольцев поднимал. И Сивый — волхв местный был, его наши и в бою обходили, бед сторонясь, а ты все заботы разом снял.
— То по незнанию, — попробовал было я отшутиться, но глаза Ратьши стали острыми, испытывающими.
— А знал бы — обошел бы? — спокойно спросил он.
— И знал бы — не обошел бы. Он князю враг, значит, и мне враг, — помолчав, ответил я. — Худо, если бед прибавится, но хуже было бы, если бы Сивый ушел и снова на князя угольцев поднял, так я разумею, Ратьша?
— Верно разумеешь. И хорошо, что не знал ты про него. В бою порой и крепкая рука с перепугу мягчает. Жаль, ты пораньше не вышел, хоть увидел бы, где Ярослав Владимирович хотел град починать. Прямо над Волгой.
— Ну, повезет если, повидаю еще, — отвечал я.
Ратьша кивнул головой, а тут и вода в котелке доспела.
— Ферзь, думаю я, что Ярослав тебя в тереме не поселит и к уным еще не завтра допустит. Что скажешь?
— Про уных — не удивил, про терем — тоже. Я не знаю только, сколько денег стоит домишко купить какой поменьше, хватит у меня или нет.
— А я тебе, Ферзь, совет дам. Хочешь совет? — радушно спросил Ратьша.
— Кто ж от доброго совета сторонится?
— А с чего решил, что доброго? — поинтересовался тысяцкий.
— Ты князю верен, что ему на пользу, то и тебе не во вред. Я пока на пользу был, так что не жду совета дурного.
— Неплохо, — воин осклабился и провел рукой по русым густым усам. — Так совет простой. Есть тут у нас, в Ростове, изба. Чья, кто владел, про то уж никто и не помнит. Нежилая, а не сыплется, люди растащить боятся. Ты же нехристь, Ферзь, не обижайся?
— Сам сказал, на что обижаться? — искренне удивился я.
— Добро. Зовется «черной избой», даже топится по-черному. Там сроду ни икон не бывало, ни поп не захаживал. Если не боишься, бери себе. А дорогу туда тебе Ратмир твой покажет. С виду изба вроде даже и починки не требует, хотя не следит за ней никто. Стоит наособицу от последних изб в том конце.
— Вот за то тебе, тысяцкий, спасибо от души! Не люблю соседей. И что же, просто даром себе забрать?
— Даром, даром. Кому платить-то, когда хозяев ее старые старики не помнят. Слух ходил, что она там чуть не с волхвов стоит. Это, конечно, враки. А хотя кто ее знает, по правде если. А теперь сам суди, добрый ли совет моей. — Тысяцкий потянулся с хрустом и сладко зевнул.
— Добрый. Мне даже интересно стало, чем изба та людей пугает, — искренне сказал я. Хотя встреча с лешим поубавила уверенности в благорасположении нежити к человеку, но интерес не уменьшила.
— А тогда седлайся, да и поехали уже, — подвел итог Ратьша.
Казалось бы, чего проще — сели и поехали. Не тут-то было! Когда я уже собирался сесть на своего коня — какой-то человек в длинной, чуть ли не до колен, кольчуге. («Хауберк» — почему-то вспомнилось мне название такой кольчуги.) Капюшон ее лежал вокруг шеи подошедшего, а кольчужных рукавиц почему-то у нее не было.
— Говорят, что ты вчера тут здорово княжьих уных пощипал? Вот этой доской, — он указал на мое субурито.
