— Язык, княже, думаю, мне в той беде поможет, — чуть было не брякнул про Киев! Вот тогда бы меня, думаю, точно прижгли бы «какой железиной»: ничего не помнит, но про Киев знает. Я бы такого точно на дыбу снарядил — для вящего душевного спокойствия.
— То не надо тебе, с тобой мальчонку того пошлю, пусть тебе в кладовых еды дадут на день-другой, пока не осмотришься, а на конюшнях овсеца дадут для лошадок. Он же тебя и до «черной» проводит. Когда понадобишься, наставник, кликну. Ступай теперь.
— Благодарю, княже. Не по заслугам даешь, — я снова поклонился, и снова князь ответил строго:
— То мне виднее.
Спорить я не стал, а князь хлопнул в ладоши, и давешний парнишка, казалось, возник в дверях — видимо, там и ждал.
— Проводишь Ферзя, куда велит, Поспелка, — приказал князь, мальчишка махнул поясной поклон и уставился на меня.
— Пошли, парень. Покажешь мне, что и где тут у вас, — я наклонился, чтобы не разбить лба о низкий косяк, и затворил за собою дверь.
— Куда прикажешь, Ферзь? — жадно спросил малец.
— В кладовые сведи сначала, там князь велел мне снеди какой взять на два дня, а потом в конюшни, овса для лошадей. А потом сведешь меня в «черную избу», да и все.
Мальчишка в страхе отшатнулся. Я вопросительно поднял правую бровь.
— Нешто князь тебе повелел ту избу очистить? — Мальчишка просто изнывал от любопытства, спеша передо мной в сторону кладовых.
— Жить я там стану, Поспел.
— Жи-и-и-ть?! — Мальчишка споткнулся на ровном месте. — Да я бы там со страху враз бы помер!
— А что там такого страшного, Поспелка? — спросил я. В самом деле, куда меня послали? Очередное тестирование нового кадра, что ли?
— Нечисто там, ой, худо там, наставник! — Услышал ведь, пострел. Точно что «Поспел», не напрасно прозвали.
— Черти, что ли? — ухмыльнулся я. Просто сюжет для старой сказки, как солдат в дому с нечистой силой ночевал. Может, отсюда и ведется? Лестно, конечно…
— Да кто знает? Кто входил, того или били, или бросались в него чем, а чтобы ночью туда кто шел — ни в жисть!
Пока мы с Поспелом получали всякую съедобную снедь для меня, а потом и овес для лошадей, я думал над интересной ситуацией. Сам же угодил князю с ответом, так что теперь деваться некуда — или на улице ночевать, или идти в ужасную «черную избу», так напугавшую Поспела. А, посмотрим, где наша не пропадала.
Ратьша сказал правду. «Черная» стояла в самом дальнем конце города от княжьего терема, да и там забилась в самый дальний угол. Поспел показал на нее и даже ногами засучил от нетерпения.
— Побежишь обратно, Поспел? Или со мной пойдешь? — спросил я.
— Побежал бы, да больно посмотреть охота! — выпалил Поспел и покраснел.
— Посмотреть охота, как мне ребра пересчитают? Добро! — Я спрыгнул с вороного и подошел к воротам, ведя лошадей в поводу. Ворота оказались заперты изнутри на засов, а вот калитка сбоку открыта. В нее я и вошел, оттянул одну воротину, что далось с немалым трудом, так заросли ворота травой, и завел лошадей во двор. Поспелка шел за мной, крутя головой, казалось, сразу во все стороны. Я подошел к конюшне и негромко попросил:
— Дозволь, Дворовый, лошадок поставить на конюшню? Не обижай их, они лошадки хорошие. — Постоял немного, ввел лошадей в конюшню, расседлал, освободил от узды и чембура и насыпал в ясли овса. Лошади припали к кормушкам, я же вышел и постоял немного у конюшни. Нет, все внутри было тихо и складно. Поспелка осмелел и к дверям в избу побежал вперед меня, но я окликнул его:
— Стой, пострел. Или полена в лоб захотел? — Мальчишка встал как вкопанный, а я не спеша прошелся по двору, осматривая внезапно привалившее хозяйство. Да, ремонта не требовала ни изба, ни постройки. Дом содержался в порядке, хотя видно было даже мне, что «черная» очень старая. Старая, но добротная и большая. Всегда хотел такой дом. И соседей нет. Осталась мелочь — от полена увернуться да ночью не оказаться задушенным.
Я дернул на себя дверь, встал на пороге, поклонился (Поспел повторял все за мною) и проговорил:
— Дозволь, Хозяин, в избу войти и тут остаться. Жить я тут буду, коли позволишь, дедушка.
В ответ раздалось удивленное оханье, а потом негромкий смех. Поспелка пустился было бежать, но я поймал его за ворот. Лучше пусть будет при мне, если началось. Что началось — неизвестно, но неизвестно также и то, что ждет теперь во дворе.
— Не сердись, дедушка, я твоих запретов нарушать не стану, твои порядки за свои приму!
В ответ кто-то хмыкнул и замолк.
— Дозволяешь ли, Хозяин, войти? — спросил я на всякий случай.
Изба молчала, и я рискнул. Ничего. Ни скрипа, ни крика. Ни полена в голову. Пока все шло хорошо. Я с натугой оттянул волоковое оконце, и в избе стало посветлее. И внутри все было в порядке, разве что пыль вытереть и пол подмести и помыть.
— Вот так вот, Поспел. И без полена обошлись. Ужинать со мной будешь? — спросил я, скидывая сумки на пол у двери.
— Нет, наставник, я обратно побегу, мне теперь торопиться надо! — Видно было, что у Поспела душа горит рассказать всем, как новый наставник в «черную» вселился.
— Ну тогда на вот и ступай, — я протянул мальчишке мелкую, как я уже знал, монетку. Тот схватил ее в кулак, поклонился мне и кинулся бежать со двора.
Я же сел на лавку у стола и стал раскладывать на чистой холстине припасы, что мне отжалел дородный мужик в кладовой. Это они тут считают возможным съесть за два дня?! Рожа треснет столько съесть! Тут был и хлеб, и сушеное мясо, и вяленая рыба, и яблоки, и крупа, и соли чуток, и еще что-то в мешочках и горшочках. Даже мед был! А вот он очень кстати…
Я подхватил ведро из угла и пошел по воду. Колодец оказался прямо за избой. Богато! Свой колодец, да еще и чистый, как я понял, заглянув внутрь. Да, дедушка тут точно не бездельничал. И точно тут был. Я повеселел.
Войдя в дом, я оставил дверь открытой и запалил очаг, поставил на огонь нашедшийся на полке котелок и сел за стол. Когда котелок закипел, я налил в две глиняных кружки кипятку, поставил у холстинки с едой и громко позвал:
— А вот ужинать, Хозяин, со мной садись, уважь гостя. — Кто-то снова хмыкнул, и возле стола оказался маленький, но широкоплечий с выпуклой грудью человечек, совершенно седой, с длиннющей и ухоженной бородищей толщиной в просяной веник, волосами до пояса и с огромными синими глазищами.
— А не пуглив ты, наставник! — насмешливо сказал дед. Ростом он хорошо если бы достал мне до бедра.
— А чего пугаться, если я с добром, да и попросился, вежество показал? — спросил я.
— И то. Звал за стол-то по обычаю? — спросил Дед, как я решил его кликать, как мне показалось, с затаенной грустью.
— Нет, Дед, от сердца. Ничего, если я тебя Дедом стану кликать? — спросил я на всякий случай.
— Кличь, кличь, спеку тебе кулич, — пробормотал Дед и мигом оказался на столе. Ел он опрятно и чисто, хотя видно было, что проголодался. Я ел не торопясь, прихлебывая кипяток, в который добавил меду. То же самое было и в кружке у Деда.
— Я Дворовому отнесу мясца с хлебушком? — спросил меня домовой.
— Само собой. А то к столу зови? — предложил я.
— Нечего ему делать в избе, не балуй! — строго сказал Дед и дробно протопотал к дверям, а я понял, что их приятельство с Дворовым строго держалось в древнейших рамках и не мне их нарушать. Оно и к
