в кухню.
— Как девочка? — спросила она, повернувшись.
— Наконец уснула. Так сказала Милли.
— Беспокойный ребенок?
Рон потер затылок, словно снимал боль. Волосы были растрепаны, а челюсти плотно сжаты.
— Не знаю. Энн уже легла, а Алан на каком-то собрании, поэтому некому подтвердить, так это или нет.
Джейн нахмурилась.
— Вчера Энн действительно показалась мне измученной.
— Вчера?
— Да, у меня были кое-какие дела неподалеку, и я заехал к ним выпить кофейку.
— И часто это бывает?
— Случается.
Джейн принесла чайник и указала Рону на стул.
— Ничего, что я принимаю тебя в кухне? Это мое любимое место.
Он обвел кухню медленным взглядом.
— Здесь уютно и красиво. Особенно мне нравится аквариум.
Джейн с удовольствием посмотрела на свою удачную покупку с «блошиного» рынка.
— Не правда ли, он впечатляет? Я так люблю наблюдать за рыбками, особенно за вуалехвостами, они ужасно милы.
— Милы? Хм.
Рон потянулся за кофе и обнаружил в чашке слабо заваренный чай.
— Ромашка, — пояснила Джейн, когда их взгляды встретились. — Успокаивает.
Рон отпил глоток — уж лучше бы выпить просто виски или, на худой конец, безвкусное белое вино, столь любимое Джейн.
Рон откинулся на спинку стула и дал отдых напряженным мышцам спины — на них, а также на левую руку приходилась теперь вся физическая нагрузка. Если бы Рон был один, он снял бы боль массажем.
— Расскажи мне об этой миссис Квинсли, — обратился он к Джейн и вытянул ноги, чтобы окончательно расслабиться.
Его просьба пришлась кстати, и Джейн засветилась улыбкой.
— О Рон, она просто чудо! Вырастила шестерых детей, а потеряв седьмого, решила воспитывать чужих. За это время она между делом стала дипломированной медсестрой. А еще… — Джейн приблизила к нему лицо, словно собиралась сказать что-то очень важное, — она умеет печь шоколадное печенье, да какое! Язык проглотишь.
Рон уже привык к взрывам восторга Джейн по самым неожиданным поводам. Они придавали их общению интимность и доверие — то, что Рон так тщательно избегал все эти годы.
— Хм, первая часть твоего отзыва имеет прямое отношение к достоинствам няни. Но вторая? При чем здесь шоколадное печенье?
— Как ты не понимаешь? Шоколадное печенье — очень важный фактор в формировании психики и характера ребенка, — очень серьезно ответила Джейн. В легкой переливающейся блузке, подчеркивающей формы, она выглядела чертовски соблазнительно.
— Каким образом?
— Сообрази сам. Что тебе больше всего запомнилось из твоего детства?
— Запах карболки от бинтов, которыми мать перевязывала мои разбитые коленки.
Джейн улыбнулась.
— А кроме этого?
— Вызов к директору?
— Рон! Будь серьезным.
Это тихое восклицание вызвало у него неодолимое желание взять Джейн на руки, подняться в спальню, медленно и осторожно снять с нее все лишнее, но… Проделать это теперь ему было не так-то просто.
Рон отпил глоток невкусного отвара.
— Ладно, ладно, не смотри на меня так, будто я ранил тебя в самое сердце. Действительно мне приходилось пить молоко с печеньем, а потом садиться за уроки.
Ее губы тронула улыбка.
— С каким печеньем?
Он заставил ее немного подождать, залюбовавшись радостным ожиданием в глазах цвета золотисто- темной бронзы.
— С шоколадным.
— Ага, тогда мне нечего добавить.
Рон снова попробовал чай и, окончательно решив, что он ему не по вкусу, отодвинул чашку.
— Тебе не нравится? — очаровательно надув губки, спросила Джейн, и у Рона бешено забилось сердце. Усилием воли он заставил его успокоиться.
— Не очень. Я вообще не люблю чай.
Джейн с любопытством пыталась отгадать, что означает этот блеск в его глазах. Она и сама ощущала себя несколько необычно.
— Я тоже не большая любительница этого напитка, но когда пью его, то кажусь себе воплощением добродетели. Именно поэтому и заварила.
Рон переменил позу, нахмурился, снова заерзал на стуле, распрямляя плечи. Неужели этот стул мал, или он волнуется и никак не может расслабиться, отдохнуть?
— А как ты чувствуешь себя, когда пьешь кофе? — спросил Рон, взглянув на нее исподлобья.
— Чертовски грешной, — вздохнула Джейн. — Это мой второй тяжкий грех, но я не собираюсь избавляться от него.
Уголок рта у Рона пополз вверх, но это отнюдь не означало улыбку. Он понимал, что позволяет этой женщине брать верх и начисто ломать установленные им правила. Рон был просто бессилен противостоять колдовскому наваждению ее близости.
— А первый? — поинтересовался он, вопросительно подняв брови.
— Лучше предупредить тебя заранее, — насмешливо ответила Джейн, тоже стараясь скрыть волнение в голосе. — Я безумно люблю все шоколадное. Я держу коробку конфет на работе и дома в столике у постели. Не говоря уже о запасах на кухне.
— Да, грех велик.
— Жаль, что ты так думаешь.
Она попробовала свой чай, поглядывая на Рона сквозь струйку ромашкового пара.
— Теперь твой черед. Какой у тебя самый страшный грех?
Рон отважился назвать тот, с которым давно и безуспешно боролся.
— Вспыльчивость.
— Ага, плохой характер, не так ли?
— Был. Но теперь я умею обуздывать его.
— А если не удается?
— Тогда… все стараются держаться от меня подальше.
— Хороший предлог ни с кем не сближаться, не так ли?
Рон не привык, чтобы ему возражали, больше того, обсуждали мотивы его поступков или анализировали их. Он вообще не хотел, чтобы его понимали. Он делал все, чтобы сохранить в тайне свою личную жизнь. Понимание неизбежно приводит к контролю, на что он никогда добровольно не согласится.
— Где-нибудь рядом с шоколадом у тебя не спрятана бутылочка виски?
По ее глазам он прочел, что Джейн догадалась о его желании и теперь решает, как быть. Давать ей право выбора ошибочно. Это придаст Джейн уверенности, а его сделает еще более уязвимым.
— Значит, с чаем покончено, — произнесла Джейн и подчеркнуто драматично вздохнула.