В окне кабины мелькнул борт траншея, затем показался «Пятнадцатый», и Степан выключил мотор. Машина продолжала поворот по инерции. Работая рычагами, Степан выдвигал рукоять вперед и одновременно снижал ковш. Ковш подплыл к вагону, и еще на ходу машины Степан нажал кнопку мотора- дергача, чувствуя, что это надо сделать сейчас, в эту десятую долю секунды. Откинулось днище. Порода ринулась в вагон, ложась ровным слоем от задней стенки вагона к передней, будто перинка развернулась.
Саша, тонкий и вытянувшийся, уже стоял на валуне за вагоном, заломив кепку на затылок. Когда Степан положил в вагон последний ковш, Саша сорвал кепку с головы и нахлобучил ее себе на кулак. И действительно, вагон получился «с шапкой» — загруженный ровно, до краев. Брось еще хоть одну горошину — не удержится, скатится прочь.
Приходили и уходили составы, и Степан, сам того не замечая, пел, подгоняя голос к шуму то одного, то другого двигателя, радуясь ощущению своей власти над машиной и своего мастерства, когда удается сделать все чисто и красиво.
«Что это темнеет так быстро? — удивился он. — Как будто пора прожектор зажигать».
Он привез ковш из забоя, выгрузил породу, вгляделся в «Пятнадцатый» — и замер: на его глазах машина таяла, начиная снизу. Сначала утонули в чем-то белом, клубящемся гусеницы, корпус машины повис в воздухе, потом расплылся и… исчез.
«Туман!» — мелькнуло в сознании Степана.
Широко открыв глаза, он, не двигаясь, смотрел на то белое, косматое, что ворвалось в траншею, отрезая Степана от мира. Туман наконец прильнул к стеклу кабины, и стало тихо, глухо, невыносимо…
Стиснув зубы так, что в скулах отдалось, Степан выругался и стряхнул оцепенение.
— Что делать, товарищ старший сержант?
Этот вопрос задал машинист «Пятнадцатого» Дмитрий Баталов, только что пришедший на головную машину.
— Сейчас посмотрим… Я даже ковша не вижу, — ответил Степан.
Он поднял стекло кабины и включил прожектор. Яркий свет блеснул отражением на мокрой стреле экскаватора и, столкнувшись с туманом, расплылся круглым слепым пятном.
— Саша, где ты? — крикнул Степан.
— У правой гусеницы… Степан Яковлевич, состав подают. Что делать?
— Свисти им, чтобы они хвостовой вагон за тупик не посадили, а я постараюсь разобраться!
Включив на малой скорости мотор поворота, Степан повез ковш в забой, одновременно укорачивая рукоять, подтягивая ковш к себе.
— Ковш вижу! — удовлетворенно отметил он и вслед за этим увидел грудь забоя, исчерченную вертикальными бороздками, оставленными зубьями ковша.
— Черпаю! — сказал Степан.
Он наполнил ковш и повез его из забоя к конусу, понемногу выдвигая рукоять.
— Все! — даже крякнул с досады Баталов.
Ковш скрылся, точно завеса светящегося тумана отрезала его от рукояти.
— Конус не вижу — и вагон, значит, тоже не увижу… Грузить нельзя. Та-ак… — И Степан выключил мотор поворота.
Наступила тишина, особая тишина безлюдья и оторванности. После радостного подъема, испытанного Степаном, это было тяжело, обидно до злости. Уставившись вперед, он напрягал мысль, стараясь разобраться в обстоятельствах, найти выход.
— Состав идет, — сказал Баталов.
— Мастер свистеть мой Сашка! — Степан прислушался и похвалил его: — Молодец, остановил состав, кажется, правильно… А дальше что?
— Был бы пулемет под рукой, так я бы все ленты в этот туманище выпустил, — скрипнув зубами, проговорил Баталов. — Навалился, проклятый, накануне вахты!
— Не пулями, а ковшами бить его будем. — В голосе Степана прозвучала живая нотка, обрадовавшая Баталова. — Сидеть сложа руки не намерен. На Горе Железной, я слышал, и в тумане работают… Слушай, Дмитрий, что надо сделать. Рискованно, а попытаться надо…
Он не закончил, встал, высунулся из кабины.
Послышался звонкий требовательный голос:
— Кто кондуктор? Ты, Клава Потапова? Ты почему на площадке вагона торчишь? Хочешь, чтобы тебя ковшом сбило? Первый год ты на руднике, да? Немедленно слазь!
— Наташа! — крикнул Степан, испуганный и обрадованный, но больше все же обрадованный, так как сразу исчезло, рассеялось тяжелое чувство оторванности от рудника. — Наташа! Наталья Григорьевна!
— Иду, Степан Яковлевич!
Перед экскаватором появилась Наталья в жакете, со шляпой в руке.
— Все у вас благополучно? Как я боялась, чтобы не случилось какого-нибудь несчастья!
— Стоим — вот и несчастье, — сказал Степан.
— Долго думаете этим заниматься? — шутливо спросила Наталья. — В чем, собственно, дело?
— В том, что сейчас начнем работать…
Когда девушка появилась в дверях кабины, Степан протянул ей блокнот, на листке которого он наметил точки расположения машины в траншее, и объяснил:
— Черпаю на короткой рукояти, гружу на длинной. При погрузке, ясное дело, ковш уходит в туман. Надо сдвинуть машину ближе к тупиковой ветке. Тогда будем видеть ковш и при черпании и при погрузке. Так?
— По-моему, это правильно, — одобрила Наталья.
— В туман ездить?.. — замялся Баталов.
— Ну какая же это езда, всего несколько метров! — подбодрила его Наталья. — Нас трое. Я буду сигналить от правой гусеницы, а вы, товарищ Баталов, от левой… Идемте посмотрим место разворота машины. Но прежде всего надо послать ваших помощников блокировать траншею, чтобы никто не мог пройти сюда так свободно, как я прошла.
Она взглянула на Степана и покраснела.
«Боялась за меня, — говорили его глаза. — Боялась и пришла помочь. Спасибо тебе!..»
Через несколько минут началась передвижка экскаватора.
Медленно повернулась громадная машина сначала на одной гусенице, потом на другой, сдвинувшись таким образом на несколько метров к тупиковой колее. И, пожалуй, никогда не испытывал бывалый солдат Степан Полукрюков более острого чувства опасности, чем сейчас, при мысли, что Наталья и Баталов находятся в двух шагах от махины, переползавшей в тумане на новое место.
— Ура! — послышался торжествующий крик Натальи. — Степан Яковлевич, проверьте, как теперь пойдет погрузка. Потом передвинем «Пятнадцатый»…
Главный инженер рудника Филипп Константинович Колмогоров и секретарь парткома Юрий Самсонович Борисов пришли в траншею, когда оба экскаватора работали.
— Молодцы! — с облегчением произнес Борисов. — А вы боялись, что наша молодежь растеряется…
Девичий голос строго спросил:
— Кто бродит по путям?
— Те, кто имеют право спросить тебя, Наталья Григорьевна: почему ты здесь хозяйничаешь?
Наталья сразу узнала густой голос Борисова.
— Ой, Юрий Самсонович, какой туман! Я боялась, чтобы в тумане не случилось беды… Потом мы передвинули машины, чтобы работа шла на коротких рукоятях. Состав грузим в хорошее время.
— Узнаю дочь Пестова! — Колмогоров осветил фонариком лицо девушки. — Все благополучно?
— Все… Только я в глине утопила обе калоши.
— Придется тебе по этому поводу объясняться с Марией Петровной, — сказал Юрий Самсонович. — Попадет тебе от мамаши за все, Наташка!
Наталья заслонилась рукой:
— Совсем вы меня ослепили вашим фонариком… Сейчас отправим состав на отвал. Сойдите с
