заболевание и выпустили его на свободу… — впервые в разговор вмешалась девушка.
— …себе же на погибель. Вряд ли. Ну а раз ты заговорила, то давай, представляйся.
— Меня зовут Юля, — она некоторое время помолчала, словно собираясь с мыслями. — Я здешняя. Вчера моя мама умерла, — девушка готова была снова заплакать, но усилием воли заставила себя успокоиться. — Вот так я и осталась одна. Пошла, куда глаза глядят, и наткнулась на тебя.
— Ну, на меня, положим, ты наткнулась на один день раньше…
— Давай не будем про это вспоминать.
— А что случилось? — Матвей затушил сигарету и подсел поближе.
Юля предпочла не замечать вопроса. А, может, просто не услышала его, погрузившись в раздумья. Вместо нее ответил Павел:
— Все дело в том, что два козла вздумали пристать к симпатичной девчонке. И им это едва не удалось. Я вовремя подошел.
— Молодчина, — похвалил Матвей. — Вступился за девушку, это святое. Сам-то цел остался?
— Да так, помяли немного… Терпимо.
— Ну ладно, — продавец медленно поднялся на ноги, завершая тему разговора. — В-общем вы устраивайтесь поудобней. Ночь впереди будет длинная. Можете снимать с вешалок костюмы и кидать их на пол — хоть какая-то подстилка получится. Все, пойду я спать.
— Что ты намерен делать дальше?
— Не знаю, — Матвей глубоко задумался. — Пока планирую пережить ночь, а там видно будет.
Было заметно, как парень, совсем еще юноша, заметно помрачнел, но поспешно отвернулся от них, чтобы скрыть мрачное выражение на лице.
— Ты в Ростове живешь?
— Ага. Квартиру снимаю. Сам я из Лихой. Городок в Ростовской области…
— Домой не звонил?
— Звонил. Пока мобильная связь не вырубилась названивал. Дома никто трубку не брал. У меня там мама старенькая уже, и батя алкаш, чтоб его… Судя по тому, что творится здесь, там то же самое. Вот я и решил не возвращаться…
— Как же так? А если родным твоя помощь понадобится?
— Если там такая же ситуация, я им уже ничем помочь не смогу, — парень шмыгнул носом и отвернулся.
— Ну как знаешь, я тебе нотации читать не собираюсь.
— Вот на этом спасибо. Ладно, вы как хотите, а я спать. Спокойной ночи, — он расстелил несколько костюмов друг на друга прямо на полу, улегся, и вскоре до них донеслось его спокойное ровное дыхание.
Павел сделал для своей спутницы подобие лежака в глубине магазина и призывно махнул ей рукой.
— Укладывайся здесь.
— А ты?
— За меня не беспокойся. Устроюсь как-нибудь. К тому же спать я пока не собираюсь — покараулить бы надо. А там видно будет…
— Хорошо. Спокойной ночи.
— Спокойной…
Через несколько минут девушка спокойно спала. Паша походил по магазину, прислушиваясь к малейшему шороху на улице. Однако поблизости от магазина было тихо. Он прислонился спиной к стойке продавца и переложил автомат поудобней. Случись чего, и ему понадобилось бы всего лишь мгновение, чтобы прийти в полную боевую готовность. Сигарета медленно тлела, зажатая в уголках губ. Павел обошел стойку, налил себе еще стопку коньяка, с удовольствием смакуя, выпил, закусил долькой лимона и вернулся на прежнее место, прикурив еще одну сигарету. Минула полночь, а он все еще настороженно вглядывался в темноту, ловя ухом каждый шорох. Но улица снаружи оставалась пустынной, лишь вскоре после полуночи прошел по проезжей части какой-то субъект. Он остановился напротив магазина, словно решая, стоит входить или нет, а затем отправился дальше и вскоре шум его шагов затих. Через несколько минут его сморил-таки настороженный сон.
Очередное утро в Екатеринбурге начиналось не так, как все остальные. Еще вчера врачи носились по вызовам, которые поступали ежеминутно на пульт диспетчеру. Неизвестное заболевание приобретало угрожающие масштабы. Люди заболевали и умирали, многие так и не дождавшись помощи. Даже беспрецедентное решение местного отдела Министерства Здравоохранения привлечь на помощь гражданское население, всех, у кого были хотя бы малейшие медицинские навыки, не увенчалось успехом. К вечеру предыдущего дня уже и гражданские и врачи были едва ли не поголовно больны. Люди торопились покинуть Екатеринбург: кто-то спешил уехать на дачу, кто-то уходил в горы под предлогом того, что на высоте воздух чище. К вечеру на всех дорогах, ведущих из города, были выставлены заставы. Впрочем, и военные на заставах были практически все больны, да и дезертирство расцветало буйным цветом.
К утру по всем каналам сообщили, что Министерство нашло вакцину против болезни, и вскоре она начнет поставляться во все поликлиники и больницы. Однако сами местные врачи в ответ на все вопросы лишь сокрушенно качали головой — вакцины не было. Волнения в народных массах росли, что вылилось в уличные беспорядки. Люди вооружались кто чем попало и шли из города. К утру командованием Уральского Военного округа был распространен приказ о применении огнестрельного оружия при попытках покинуть город. Исключение не делалось даже для женщин и детей. На дорогах натягивалась колючая проволока, и устанавливались огневые точки. На одной из них в течение дня были расстреляны несколько десятков мирных граждан. Их тела так и оставались висеть на колючей проволоке в назидание остальным. Сами военные так же теряли одного за другим способных держать оружие бойцов. К вечеру очередного дня боеспособной оставалась максимум четверть изначального состава.
К полудню следующего дня заграждение на одной из дорог было прорвано. Многочисленная группа молодых людей, вооружившись огнестрельным оружием, под видом мирных граждан, желающих вступить в переговоры, подошли к заставе практически вплотную и в упор расстреляли всех, кого угораздило попасть им под прицел. Подмогу вызвали слишком поздно. Окопавшись на заставе, молодые люди, все без исключения вчерашние студенты удерживали свободный проход, давая возможность горожанам выйти из города. Им удалось продержаться до вечера против резервного батальона Вооруженных Сил, которым в поддержку была придана рота ОМОНа. Выйти и выехать из города под перекрестным огнем удалось нескольким тысячам горожан. Затем сопротивление было сломлено. Все студенты, которым удалось пережить перестрелку и штурм, были расстреляны без суда и следствия как изменники Родины.
На следующий день с рассветом все тела погибших были собраны и вывезены за пределы города, где их просто сбросили в общую яму и присыпали землей. Этот приказ солдаты регулярной армии выполнили, но уже скрипя зубами. Морально они сами были на стороне студентов, но приказам обязаны были подчиняться. Впрочем, подчинились не все. Несколько бойцов их той самой роты ОМОНа отказались подчиниться приказам вышестоящих по званию и были расстреляны и брошены в яму вместе со студентами.
И хотя телевидение еще вполне сносно работало, ни слова не было сказано в течение дня в новостях о происшедшем. Лишь только на главной местной станции телевещания в районе полудня сами сотрудники забаррикадировались в студии и в течение часа рассказывали правду о том, что происходило и на заставе, и в других частях города. Военные долго безуспешно пытались ворваться в студию, пока кому-то наверху не пришла в голову мысль, что вовсе незачем пытаться ворваться внутрь. Студия была накрыта артиллерийским огнем и погребена под обломками уничтоженного здания. Все участники трансляции из студии были названы предателями Родины.
В самом городе с прежней силой бушевали беспорядки. Тут и там возникали один за другим случаи мародерства. Военные уже не пытались отлавливать и отстреливать мародеров, махнув на них рукой. Им была поставлена задача закрыть город. То, что происходило внутри, тех, кто был наверху, волновало мало. Точнее, совсем не волновало.
