своего предела. Девушка остановилась, дернулась и неожиданно легко освободилась от ледяных объятий. И одновременно с этим она проснулась.
Оглядевшись по сторонам, она поняла, что действительность не намного лучше недавнего кошмара. Она по-прежнему полулежала на полу, прикованная наручниками за одну руку к батарее, в окно в нескольких шагах от нее заглядывало солнце. А значит, наступил очередной день… Или длился тот же самый? Она этого не знала. Ее все так же снедала боль… Избитое лицо горело, словно она слишком низко наклонилась над огнем. Хорошо, что хоть вагинальное кровотечение прекратилось. Катя обвела комнату затуманенным болью взором. Пустое помещение, ее собственная одежда, разбросанная по полу и напоминающая груду лохмотьев и неумолимая сталь наручников, намертво пристегнувшая ее за запястье к батарее. Сфокусировав взгляд на наручниках, девушка стала думать. Помощи ждать было неоткуда. У нее были серьезные сомнения, что кто-то из ее давешних насильников придет, чтоб ее освободить. К тому же она помнила свой последний кошмар, в котором все трое явились к ней, словно посланники потустороннего мира. Конечно, это был всего лишь кошмар, ей было невдомек, что из троих двое действительно были уже мертвы, а третий был близок к тому, чтобы присоединиться к своим подельникам. И что-то, какое-то постороннее чувство подсказывало Екатерине, что спасения не стоит ждать от внешнего мира, что надо думать, как выбираться самостоятельно. Она попробовала пошевелить кистью руки — наручники обхватывали руку не очень плотно. Это уже было неплохо. Девушка сфокусировалась на своих кандалах. Затем попробовала вытащить руку. Кисть ее руки была, конечно миниатюрной, но все-таки костяшка большого пальца основательно мешала. Она попыталась повертеть рукой в наручнике, но слабо пискнула от боли, сильно оцарапавшись о холодный металл. Катя прекратила пока тщетные попытки высвободиться и вместо бесполезных шевелений рукой решила пошевелить мозгами. Теоретически она могла освободиться, но только теоретически. И хорошо, если бы ограничилось лишь содранной кожей на руках. Это было бы наименьшее из зол. Так, в тяжелых раздумьях над собственной судьбой ее снова сморил сон.
Очнулась она, когда за окном было темно. Что-то непонятное ее разбудило, словно толчком выбросив из сна. Ей снова снился тот самый кошмар, где ее насильники, в глазах которых уже не было ни одной живой эмоции, лишь холодное смертельное безразличие, пытались утащить ее с собой. Они уже протянули свои руки (к своему удивлению, она обнаружила, что это не руки, а те самые когтистые лапы из другого кошмара — оба страшных сна переплелись между собой причудливым образом). Катя пыталась отстраниться от них, пока не почувствовала, что уперлась спиной в стену. И тут вдруг ее как-будто неизвестная сила ее рывком выдернула в реальность. Проснувшись, она в страхе огляделась вокруг себя, но в темной комнате больше никого не было. И все-таки что-то не давало ей покоя. Какой-то тихий звук доносился из-за двери. Там словно кто-то ходил. Сначала девушка не придала этому значения, но звук тихий, крадущихся шагов снова повторился. За дверью определенно кто-то был. Вот шаги снова приблизились к двери — неизвестный гость снаружи остановился, будто бы прислушиваясь. Катя попыталась закричать, но из ее горла не вырвалось ни звука. А крадущиеся шаги снаружи, тем временем, удалились от двери и затихли. Похоже было, что кто-то
Кате хотелось плакать. От боли, от отчаяния, но, главное, от обиды. Ей представилось, что помощь была совсем близко, нужно было только крикнуть, позвать того неизвестного из-за двери. Хотя у нее тут же появилась мысль, что тот самый кто-то за дверью мог вовсе не иметь добрых намерений. Впрочем, ее это сейчас меньше всего волновало. Она посмотрела злым взглядом на закованную в наручник руку. Да уж, хуже бы ей уже вряд ли стало. А теперь ей предстояло медленно умирать голодной смертью, прикованной к батарее. Она была бы согласна даже на то, что за дверью оказались бы те, кто приковал ее. Воображение тут же услужливо нарисовало ей жуткую картину из кошмара, как три призрака, три ходячих мертвеца вернулись в эту квартиру, чтобы забрать ее с собой. Забрать в мертвый мир, где никогда не светило солнце и лишь сновали в разных направлениях серые тени. Катя представила себе, как в комнату входят трое живых мертвецов, как глаза их горят адским огнем (правда, почему-то зеленого цвета), как их лапы хищно протягиваются к ней, пытаются схватить и утащить в мир теней. Ей стало так жутко, что она непроизвольно зажмурилась. И сидела долго с закрытыми глазами, пока снова не заснула.
На самом деле она находилась в этой комнате уже не день и даже не два. Шел четвертый день эпидемии (о которой Катя, естественно ничего не знала). Все трое ее похитителей уже были мертвы. Вымерла практически вся столица. Да и не только Москва, весь мир переживал ту же страшную эпидемию. Люди продолжали умирать, а медицина до сих пор ничего не могла сделать. Редко где хоть кто-либо из членов правительства государства оставался на ногах. В городах царила полная анархия. Магазины грабили, людей расстреливали. Армия, наряду с внутренними войсками, практически бездействовала — ни в одном подразделении не набиралось даже трети боеспособного личного состава. Многие военные дезертировали и присоединялись к уличным мятежам. Безумство царило над городами.
Однако ничего этого Катя не знала. Все основные события последних дней проходили мимо нее. Она по-прежнему сидела в этой забытой всеми квартирке, в этой проклятой комнатке с единственным окном, до которого она не могла дотянуться. Но сейчас она пока не думала, каким образом освободиться. Ее не мучил голод, хотя по прошествии четырех дней, желудок все настойчивее давал о себе знать. Она мирно спала, скорчившись у стены. И на этот раз ни один кошмар не способен был потревожить ее спокойный сон.
Из сообщений средств массовой информации:
Все меньше людей могли смотреть телевизор, и призыв сохранять спокойствие не был услышан. На улицах царила паника. Время от времени то с одной улицы, то с другой доносились звуки выстрелов, повсюду слышался звон разбиваемого стекла и вой сирен сигнализации — мародеры потеряли всякий страх и грабили магазины средь бела дня. Еще находящиеся в строю, способные держать в руках оружие военные и милиционеры неукоснительно следовали распоряжению ликвидировать мародеров на месте, и постоянно то тут, то там завязывались перестрелки. И хотя перевес в вооружении был на стороне защитников правопорядка, численный перевес абсолютно точно был на стороне гражданского населения. Поэтому