вину.
Ее конечности сделались безжизненными и окоченели даже под пледом, и Элеонор энергично растерла руки, чтобы усилить циркуляцию крови. Она привстала, посидела так несколько секунд, прислушиваясь к себе, затем отбросила плед в сторону и уселась на кровати. Она уже собиралась опустить ноги на пол, но решила не рисковать. Услышав шаркающий звук тапочек, доктор Барнс могла примчаться из соседней комнаты, а Элеонор пока не хотелось ничьей компании, и в особенности не хотелось врачебного внимания.
Она вылечилась? Если да, то будет ли она всегда ощущать себя так, как сейчас? Может быть, легкое онемение в теле и небольшой озноб — плата за исцеление?
Накинув плед себе на плечи, как шаль, она тихо прокралась к окну и отодвинула шторки. Снаружи было неестественно тихо, и ей подумалось, что это лишь спокойствие перед бурей. Снег на земле ярко сверкал в косых холодных лучах полярного солнца. Элеонор, заслонив глаза руками, сделала шаг назад.
Но тут уголком зрения она заметила, как в отдалении мелькнуло что-то красное. Элеонор снова подошла к окну.
По заснеженной тропе проворно семенил какой-то человек, то и дело воровато оглядываясь по сторонам. Элеонор прильнула к стеклу, пытаясь рассмотреть фигуру, и… человек тут же остановился и, прикрыв лицо руками, как козырьком, посмотрел прямо на нее.
Это был Синклер в пухлой красной куртке с белым крестом поверх кавалерийской формы.
Не успела она подать ему рукой сигнал, как он бросился вперед по снежной улочке, несколько раз едва не упав на скользких пролысинах льда, а уже через несколько секунд Элеонор услышала, как дверь в дальнем конце коридора резко распахнулась. Она на цыпочках прошмыгнула к входу в лазарет, а когда он ее увидел, дала знак молчать и следовать за ней в изолятор.
Войдя в комнату, она притворила дверь в коридор и не успела еще полностью развернуться к Синклеру, как очутилась в его объятиях.
— Я знал, что найду тебя! — прошептал он. Мужчина быстро оглядел помещение с множеством шкафчиков, наполненных медицинскими принадлежностями, и спросил: — Это полевой госпиталь?
— Да.
— Так, значит, они здесь тебя удерживают? Ты в порядке?
— Да, да, — ответила она, мягко пытаясь высвободиться из его слишком страстных объятий. — Но как ты здесь оказался?
Он проигнорировал вопрос.
— Нам надо уходить отсюда.
— Куда, Синклер? Куда мы отправимся? — Она схватила его за руки и посмотрела в его налитые кровью полубезумные глаза. — Эти люди могут нам помочь! — взмолилась она. — Они помогли мне и смогут помочь и тебе.
— Помогли тебе? Как?
— У них есть лекарство, — ответила она. — Лекарство, которое поможет нам… измениться.
Синклер дышал часто и прерывисто. Элеонор понимала, что он охвачен всепожирающей жаждой крови. Ее взгляд быстро обшарил комнату и остановился на холодильнике, в котором она недавно обнаружила пакет с плазмой. Наверняка сейчас в него на хранение положили и другой пакет, пакет с лекарством.
— Подожди.
Она подскочила к холодильнику и распахнула дверцу. На решетчатой полке лежал мешочек с прозрачной жидкостью, такой же, а может, тот самый, из которого Шарлотта наполняла шприц. На нем значилось «АФГП-5». Элеонор молила небеса, чтобы это оказался нужный препарат.
— Что бы это ни было, у нас нет времени, — шепнул ей Синклер. — Пойдем.
Но Элеонор оставила его реплику без внимания. Если она может его спасти, она его спасет. Элеонор несколько раз наблюдала процедуру с иглой и была уверена, что сможет повторить ее самостоятельно.
— Снимай пальто. Быстро!
— Что ты говоришь? Ты потеряла рассудок?!
— Делай, как я говорю. Я ни на дюйм не сдвинусь, пока ты не разденешься.
Он раздраженно сбросил с себя парку.
Элеонор схватила пакет и отыскала в шкафчике неиспользованную иглу.
— Закатай рукав! — скомандовала она, наполняя шприц.
— Элеонор, пожалуйста! У нас нет никакой надежды. Нам уже никто не поможет. Мы те, кто мы есть.
— Тише, — прошептала Элеонор. — Тебя может услышать доктор.
Она протерла кожу спиртом, похлопала по руке, чтобы обозначилась вена, затем, как делала Шарлотта, выпустила из шприца воздух.
— Не шевелись. — Она ввела иглу под кожу и стала медленно давить на поршень.
Она предполагала, что он чувствует в этот момент — легкую дезориентацию и холод, растекающийся по кровеносной системе. Наконец она извлекла иглу, однако на Синклера лекарство, кажется, нисколько не подействовало. Элеонор охватил страх. Неужели она ввела ему не тот препарат или ввела неправильно?
— Не знаю, что за колдовство ты сейчас, по-твоему, совершила, но теперь мы можем идти? — спросил Синклер. Он спустил рукав и снова надел куртку на красный военный мундир, сверкающий золочеными галунами. — Где твое пальто?
Лейтенант крадучись пробрался в соседнюю комнату, забрал оттуда ее парку с перчатками и, вернувшись, помог одеться Элеонор.
— У меня есть план, — сообщил он, — поставить на воду одну из лодок на китобойной станции. Нас подберут в море…
Его вдруг всего затрясло от макушки до пят, и он осел на койку.
Элеонор вздохнула с облегчением — все-таки она вколола верное лекарство. Теперь он какое-то время пробудет в состоянии немощности, и она сможет все ему объяснить. Элеонор присела у кровати, попутно отметив, что вместо сапог на ногах у Синклера новые ботинки, и взяла его за холодеющую руку.
— Синклер, ты должен меня выслушать. Ты должен понять.
Он недовольно закатил глаза.
— Пройдет некоторое время, прежде чем лекарство подействует и ты ощутишь эффект. Но как только это случится, ты больше не будешь чувствовать жажду, которая тебя сейчас мучает. — Даже в худшие моменты их жизни, когда им приходилось ночевать в подвалах или скакать на лошадях по горным ущельям под проливным дождем, для обозначения своего недуга они пользовались только завуалированными понятиями. — Но доктор мне сказала…
— Эта доктор… — хмыкнул он и осекся.
— Доктор, как и другие, сказала мне, что мы не можем прикасаться ко льду. Ты меня понимаешь? Мы ни в коем случае не должны прикасаться ко льду! В противном случае мы умрем.
Он посмотрел на нее как на сумасшедшую.
— Сказочку тебе рассказали, а ты и поверила, — горько усмехнулся он.
— Поверила, Синклер. Я нисколько не сомневаюсь, что они говорят правду.
— Эта земля — один сплошной лед. Какой удобный способ превратить тебя в их добровольного пленника!
Элеонор в отчаянии опустила голову.
— Мы не пленники. А они не наши пленители. Это не война.
Но когда она снова посмотрела на Синклера, стало ясно, что для него это самая настоящая, нескончаемая война. Болезнь пустила корни в душу Синклера так глубоко, что вырвать их оттуда было невозможно, даже если он и избавится от физической зависимости. Вот и сейчас, обливаясь липким холодным потом, он встал, словно звуки боевого горна позвали его в бой, и, еле держась на ногах, застегнул парку и натянул перчатки. Элеонор ждала, надеясь, что лекарство вызовет у него еще большую
