свистящим хрипом из глубины души еще не было. Джейк посмотрел на доктора и понял, что нести никого никуда не надо.
— В спине болит, — сказал Дюк еле слышно.
Потом открыл глаза и сказал:
— Сифилис!
— Ах, вот, откуда я вас помню! — доктор надевал стетоскоп. — Ну-с, хорошо, давайте взглянем.
Джейк замялся. Самая трудная часть его дела была еще впереди.
— Доктор Браун… — тихо сказал он.
Тот даже не обернулся.
— И вы тоже… — в ушах у него уже был стетоскоп, и доктор выразительно взмахнул рукой. — …э-э… раздевайтесь.
— Но доктор…
Доктор Браун раздраженно свистел носом.
Д.Э. переступил с ноги на ноги.
— Понимаете, — сказал он, заливаясь до ушей краской, — я как раз хотел вам сказать одну вещь.
— Раздевайтесь-раздевайтесь, — доктор бросил стетоскоп в саквояж.
— Да нет, я не об этом…
— А я как раз об этом.
— Нет, вы не поняли…
— Снимайте рубашку, потом.
— Да я как раз хотел сказать, — искатель приключений намертво вцепился в воротник, — у нас пятнадцать баксов!
Он полез в карман жилета.
— Хватит только на него, а ему нужнее!
— Почему пятнадцать, вы с ума сошли. Я… э-э… беру за прием пять.
— Но ведь мы еще за прошлый раз должны!
— Не морочьте мне голову, молодой человек! Что за оперетта. Потом… э-э… Потом отдадите.
Хорошие новости были такими: никакого сифилиса ни у одного, ни у второго нет. Сыпь была от того, что М.Р. Маллоу слишком сильно любил апельсины. Плохие: у него воспаление легких.
Доктор написал что-то на бумажке и захлопнул саквояж.
— Здесь все разрушено. Езжайте в Сан-Хосе, 751, Авеню Южная Баском! — перебил он, отдавая бумажку Джейку. — За час доедете наверняка. Поезжайте, черт вас возьми!
И выбрался из фургона.
— Я заплачу! — крикнул вслед Д.Э. — Честное слово!
Доктор Браун, не оборачиваясь, кивнул: понял, мол. Джейк поправил компаньону свернутую куртку под головой, укрыл и вколчил на козлы.
— Сколько времени он здесь пробудет?
В пустом больничном коридоре собственный голос звучал слишком громко и слишком робко.
Медицинская сестра пожала плечами, укрытыми форменной пелериной.
— Недель шесть.
— А… а сколько здесь стоит?
Голос сестры звучал мягко, спокойно. Таким же точно — мягким, спокойным, было ее белощекое лицо.
— Два доллара сутки.
Утреннее солнце украсило больничные стены рваными колышущимися тенями.
— Что-нибудь еще? — поинтересовалась сестра.
Джейк покачал головой.
— Нет. Ничего. Спасибо.
М.Р. Маллоу, худой, бледный, только глаза да кудри остались, пытался читать газету, лежа на койке. Доктор сказал, что «состояние удовлетворительно» еще четыре дня назад, и М.Р. уже начал набивать на градуснике температуру, но как раз сегодня утром был пойман за этим занятием, признан здоровым совершенно и надеялся на две вещи: что каким-нибудь чудом появится компаньон, или что некто М.Р. Маллоу рискнет смотаться в неизвестном направлении прямо в больничной рубахе, без вещей.
— Ничего себе! — воскликнул он, и вернул газету соседу, который флегматично протянул руку. — Я тут чуть не рехнулся, и тут входит он, весь в белом!
— Ну ладно, ладно, — сказал Джейк, который, точно, был почему-то в белой рубашке с распахнутым воротом, таких же отутюженных, хоть и уже порядочно помятых, брюках, и парусиновых туфлях на каучуковой подошве. — Там сейчас твою одежду принесут. Ты это, побыстрее только.
— А деньги? — нервно спросил Дюк.
Д.Э. стоял с руками в карманах белых брюк.
— Заплачено.
Дюк открыл рот, но тут няня принесла его тряпки, саквояж, сняла со спинки кровати температурный листок, кивнула и ушла.
Катафалк пылил по бульвару Аламида, вдоль пустых рельсов конки.
— Хоть бы разик зашел, — обиженно бубнил Дюк.
— Старик, честное слово! Сначала было далеко, два дня пути до тебя, как бы я вернулся, потом стало еще дальше, а по-другому было никак нельзя, потому что…
— Ну, так рассказывай, молодой головорез, что ты там опять натворил! — перебил его компаньон.
— Да ничего я не натворил, — пробормотал Д.Э.
«Шляпы на нем не было тоже», — пробормотал Д.Э. и поправил новую светлую шляпу.
— Чем же ты тогда занимался?
— А, — небрежно ответил Джейк, — повезло в покер.
— В жизни не видел, чтобы ты играл в покер.
— Ну да, — кивнул компаньон. — Новичкам везет.
Возникла некоторая пауза. Впереди показалась вывеска бара. Дюк поскреб переносицу.
— А скажи-ка, дорогой компаньон, — прищурился он, — остались у тебя еще какие-нибудь деньги?
— Ох, Боже мой, наконец-то! — М.Р. откинулся на спинку стула и потихоньку одернул жилет, чтобы спрятать отставший ремень брюк. — С этими их больничными кашками чуть с голоду не умер.
Его совершенно не смущал ни гам, который стоял в баре от играющих в карты посетителей, которых, хотя было едва три, уже трудно было назвать трезвыми, ни отсутствие скатерти, ни сомнительная чистота помещения, в котором только, что не бегали бактерии со шпица размером — вообще ничего.
— А мне, — Д.Э. вспомнил, как в больнице мимо него везли тележку с горячим обедом, — показалось, что вполне неплохо вас там кормили…
— Ну, не то, чтобы плохо, — согласился Дюк. — Но просто, понимаешь, что ни возьмешь, все примерно одинакового вкуса: котлета вкуса больницы, картошка вкуса больницы… соус вон вообще вкуса приемного покоя, а компот — процедурной комнаты.
Компаньона передернуло.
— Эй! — он обернулся к стойке. — Принесите два бифштекса, поджаренный хлеб с чесноком и пирожное!
— А пить что будете? — гаркнул от стойки бармен.
