Он задумчиво посмотрел на большие круглые часы под самой крышей, пожал плечами, и стал подниматься по ступенькам.
Хозяйка пансиона, мадам Гландау, была яркая брюнетка лет, может быть, тридцати пяти, очень стройная, красивая той красотой, какими обыкновенно бывают Злые волшебницы на картинках. Тонкой рукой она не без некоторого отвращения перебирала детские рисунки, лежащие перед ней на столе.
Д.Э. не стал дожидаться, когда его попросят покинуть здание, и начал с решительного: «Простите, мадам, дорожная неприятность!» Имея в виду как отсутствие рекомендательных писем от миссис Вандермюллер и мистера Тихо Браге из Женевской гимнасии гуманитарных наук, так и ссадины на скуле и подбородке. И впечатляющий фонарь под левым глазом: увидел себя в зеркало на стене за дверью, чуть не свистнул, и решил больше в ту сторону не поворачиваться. Когда мадам не ответила, добавил небрежно, как бы упреждая всякое сочувствие: «Но ничего, выкрутился!». Мадам подняла голову, и разговор, хотела того мадам Гландау, или не очень, был, таким образом, начат.
— Вы предпочитаете заниматься по немецкой или по шведской системе?
Говорила мадам быстро — только успевай соображать, много — только успевай догонять, и такие вещи — только успевай выкручиваться.
— Это, — вдумчиво ответил Д.Э. — зависит от обстоятельств.
Кабинет мадам, в который проводили «молодого человека по объявлению» выглядел бы элегантно, если бы не тонул во всякого рода папках, стопках тетрадей и книг.
— Немецкая манера, безусловно, более в моде, — согласилась она. — Но ведь мы не ставим целью делать из детей без пяти минут гимнастов.
Тон мадам Гландау был повышенным, голос — громким, в общем, Д.Э. Саммерс, может, и не расстроился бы в случае отказа. А еще была у нее странная манера: разговаривать со сжатыми зубами, как если бы мадам мужественно выносила некие муки.
— Мой муж — а он прекрасный спортсмен, — продолжала она, — в данный момент увлекся фотографией. Он не имеет более времени на то, чтобы заменять учителей. Он и так взвалил на себя слишком много. Первейшая обязанность школы…
Мадам встала и принялась доставать из шкафа книги.
— …выработать у учеников правильную осанку…
Книги с грохотом швырялись на стол, по одной.
— …хорошую физическую форму…
— … и дисциплину. Безусловно, дисциплину! Это самое важное в любом воспитательном методе.
Последняя, самая толстая, книга издала грохот, похожий на эхо от пушечного выстрела, при этом не обнаружив на себе ни пылинки:
Мадам уселась на место.
— И как итог, — заключила она, — научить применять усилия как тела, так и души, в остальных предметах.
Д.Э., спохватившись, расправил плечи и выпрямил спину.
— Они, — продолжала хозяйка пансиона, — должны усвоить: без усилий ничего не добьешься!
— Как это верно, мадам, — сказал он вслух.
— …то есть, научиться работать.
— Конечно, мадам.
— Бесплатный сыр, — изящная дамская рука хлопнула по столешнице, — бывает сами знаете, где!
Хорошо, что Саммерс-старший тоже любил лупить по мебели подобным образом, иначе точно бы нервы не выдержали — отскочил, как пить дать.
С минуту мадам записывала что-то в журнал. Наконец, сунула перо в чернильницу и продолжила:
— На моем муже держится вся хозяйственная часть. Прислуга, покупка белья, провизии, машинерия для кабинетов — все. Кроме того, он преподает чтение, рисование, чистописание в младших классах и фотографию. Фотография — дело всей его жизни.
При упоминании фотографического искусства Джейк всетаки вздрогнул.
— Ваш муж — счастливый человек, мадам, — заметил он. — Иметь дело всей жизни — это…
Он попробовал найти слова, но то, что так легко было сказать когда-то миссис Фокс, совершенно здесь не годилось.
— Вот! — вскричала мадам, вскакивая. — Я постоянно об этом говорю! Постоянно объясняю мальчикам, их родителям — как об стену!
Мадам Гландау посмотрела на рисунки, поморщилась, сунула рисунки в папку. Пометила что-то в лежавшем перед ней журнале.
— Кругом сплошные болваны, — мрачно сказала она и сунула папку на полку.
Д.Э. постарался сделать вид, что последнее никоим образом не может к нему относиться.
— Увы, мадам.
— Болваны, лентяи и бестолочи, — продолжала хозяйка пансиона.
— Да, мадам.
— Может, кто-нибудь мне объяснит, почему?
— Не знаю, мадам, — осторожно ответил Джейк. — Могу я поинтересоваться вашим мнением относительно других… э-э… методов?
— Это вы о системе миссис Чивер-Бертон?
Д.Э. подумал.
— Скорее, о немецкой системе. Мне казалось, что шведская, наоборот, более в моде.
Мадам опять треснула по столешнице.
— Выбросьте из головы! Господи, что же все так помешались на гирях, гантелях, хула-хуп — чем больше аппаратусов, тем лучше! Думают, что при помощи аппаратусов можно воспитать характер!
По ее правую руку висел на стене плоский деревянный предмет, напоминающий в равной мере как бейсбольную биту, так и лопатку для сковороды. Любой школьник знаком с ним куда лучше, чем хотел бы, а Д.Э. Саммерс с полным правом мог претендовать даже на близкое знакомство.
— Безусловно, мадам!
Мадам Гландау опять оглядела его с головы до ног, опять поморщилась, встала.
— Правило номер один, — длинный тонкий палец почти уперся повыше третьей пуговицы на жилете Д.Э. и трижды стукнул его в грудь. — Знать детей. Их физические и моральные возможности. Правило номер два: демонстрация. Только личный пример!
— Конечно, мадам.
— Это вас в Женевской гимнасии научили перебивать?
Д.Э. задрал подбородок и постарался на палец не смотреть.
— Правило номер три, — палец мадам Гландау подчеркивал каждое слово. — Добиться от детей четкого выполнения команд. Вы меня понимаете? Дисциплина!
— Никогда не сомневался в необходимости самой строгой дисциплины!
— Вы понимаете, что преподавание требует знания общих принципов обучения, основанных на самой тщательной профессиональной подготовке?
Д.Э. чувствовал, что его самого подшили в папку: пробуравлен до самого хребта, по меньшей мере, дважды, в дырки вставлена и крепко завязана веревочка, синяки на лице преобразились в фиолетовые печати, и все вместе вот-вот окажется на полке, а дверца шкафа захлопнется.
— Конечно, мадам.
— И, наконец, правило номер четыре.
Улыбка мадам Гландау явно предназначалась для выражения самой приятной части ее речи.
Она сделала паузу. Д.Э. набрал воздуха, тоже улыбнулся, вопросительно, и приподнял бровь.
