возрасте и того больше — он старше меня на двадцать два года. Если честно, меня это все больше и больше гнетет, хоть я упрямо прикидываюсь, что ни о чем не жалею.
— Она намекнула мне, что могла бы не ездить на эту свою вечеринку, — продолжает Кеннет, — но я притворился, что не понимаю намека. Точнее, просто не ответил. Почему — я уже объяснил.
Медленно киваю и все с тем же прищуром смотрю ему в глаза.
— Вон вы, оказывается, какой.
— Какой? — Кеннет вскидывает брови.
— Коварный, расчетливый и бессердечный, — четко выговаривая каждый звук, произношу я.
Кеннет смеется и машет руками.
— Вовсе я не такой. С чего вы взяли, что я бессердечный?
— Девушка в него влюблена, а он, видите ли, не желает знакомить ее с родственниками. Плюс ко всему решил набраться новых впечатлений и флиртует со своей ровесницей.
— Вы моя ровесница? — спрашивает он.
Отвожу взгляд в сторону и едва заметно вздыхаю.
— Почти.
— Вообще-то, — заговорщически приглушенно говорит Кеннет, наклоняясь вперед, — я это знал с самого начала.
Я резко поворачиваю голову и окидываю его гневным взглядом.
— Нет, вы, разумеется, выглядите гораздо моложе, — уверяет меня Кеннет, приподнимая руки. — То, что вы моложе меня всего года на три, я… гм… почувствовал.
Хмыкаю.
— У вас на редкость сильно развиты всяческие предчувствия.
— Не всяческие, — с серьезным лицом поправляет меня Кеннет.
— Морочите бедной девушке голову и боитесь брать на себя ответственность, — обличительным тоном, полушутя-полусерьезно говорю я.
Кеннет качает головой.
— Ошибаетесь! — восклицает он. — У меня железное правило: никому и никогда не морочить голову.
— Если вы регулярно встречаетесь с женщиной, значит, уже дарите ей надежду, — возражаю я.
— На что?
— На то, что в один прекрасный день вы двое станете семьей, обзаведетесь детьми. Это же очевидно!
— А вот и нет, — хитро улыбаясь, говорит Кеннет. — Я никогда не даю женщинам повода мечтать о серьезных отношениях: ничего не обещаю, не бросаю слов на ветер, сразу предупреждаю, что о семье я пока и не помышляю и все в таком духе. Меня не в чем упрекнуть, уж поверьте.
Я секунду-другую изучаю его лицо. Его глаза снова горят, но теперь каким-то дрожащим, несмелым огнем.
— Почему же вы не помышляете о семье? Тридцать девять лет — по-моему, самое время свить себе уютное гнездышко. Чтобы было не страшно вступать в старость. А до нее ведь рукой подать.
Взгляд Кеннета делается серьезным. Он отвечает не сразу, а спустя несколько мгновений:
— Не хочу торопиться. Потому что знаю и всегда знал… предчувствовал.
Улыбаюсь.
— Снова предчувствия?
Кеннет медленно кивает. Огни в его глазах разгораются, и прозрачные языки пламени снова танцуют магический танец.
— Я предчувствовал, что рано или поздно придет настоящее, — говорит он, и мне кажется, что чем дольше я нахожусь под прицелом этого взгляда, тем сильнее подпадаю под его власть. От страха и возбуждения меня охватывает дрожь. — Поэтому еще двадцатилетним мальчишкой поклялся себе, что дождусь этого настоящего, — договаривает Кеннет. — И, знаете, несмотря ни на что… Я ужасно рад, что сдержал слово…
Усилием воли заставляю себя отвернуться. Вот это денек! С утра надежды прикоснуться к величайшей тайне, под вечер мощное разочарование, а теперь эта странная игра. Игра с невидимым огнем…
Какое-то время сидим молча. В моей голове стая мыслей, но я не желаю к ним прислушиваться, не хочу складывать обрывки фраз и образов в логически законченные картинки и сюжеты. Стараюсь не думать ни о чем, наблюдаю за гостями, распределившимися по группкам, и за невестой, болтающей с родителями, точнее, за ее матерью.
Джейн Беккер. Уж она-то наверняка чем-то похожа на покойного брата. И знает о нем — а может, и о той истории — намного больше Оливии. Когда я сегодня подошла к Джейн поздороваться, она вполне сердечно меня обняла, расспросила о тете и вскользь о матери. Потом чуть сдвинула брови, очевидно о чем-то вдруг вспомнив, внимательнее рассмотрела мое лицо, улыбнулась, поблагодарила за оказанное внимание, пожелала приятно отдохнуть на празднике и ушла. Больше мы не разговаривали, но это понятно. Сегодня все ее мысли о будущем младшей дочери.
Чувствую, как Кеннет легонько прикасается к моему пальцу, на котором нет обручального кольца, и вздрагиваю.
— Замужем… — задумчиво бормочет он.
— Да, — говорю я, убирая руку.
Мне вдруг представляется, что кольца не окажется на полке в ванной, и сердце съеживается от страха. Нет, Джонатан не станет на меня кричать, тем более бить — об этом вообще не может быть речи. Он слишком умен и интеллигентен, этим-то в свое время и покорил меня. Его излюбленный метод — испепелять взглядом и монотонно ровным сухим и презрительным голосом читать нотации. О том, как страдает мир от безответственности и легкомыслия, о том, насколько люди, для которых нет ничего святого, опасны для цивилизованного общества. И все в таком духе. В подобные минуты я молю, чтобы Джонатан вспыхнул, наорал на меня и наконец оставил в покое. Так было бы куда легче.
Кеннет с минуту о чем-то размышляет, глядя на то место, где лежала моя рука, потом поднимает голову и смотрит на меня взглядом, по которому не определить чувств.
— Давно вы замужем? — спокойно спрашивает он.
— Три года, — отвечаю я.
— Всего три года? Не слишком долго, — задумчиво бормочет Кеннет. — А до этого? — интересуется он. — Целую вечность встречались со своим… гм… Джонатаном? Или были замужем за кем-то другим?
Тяжело вздыхаю. Вспоминать о прошлом не доставляет мне особенной радости.
— С Джонатаном мы встречались совсем не вечность, — неохотно произношу я. — А всего лишь девять месяцев.
Кеннет кивает и едва заметно улыбается.
— Девять месяцев… Как будто выносили ребеночка.
Ребеночка! Какое там. Мечты стать матерью я в себе почти уничтожила.
Кеннет смотрит на меня, ожидая продолжения.
— До Джонатана некоторое время у меня вообще никого не было… — протягиваю я, раздумывая, стоит ли посвящать почти незнакомца в подробности своих любовных историй. — Послушайте! — Прищуриваю глаза и сдержанно улыбаюсь. — Ничего интересного я вам не поведаю. Поверьте: у меня все складывалось прозаично и малоприятно. Может, оставим эту тему?
Кеннет пожимает могучими плечами.
— Если хотите, давайте оставим. — Он наклоняется вперед и пристально смотрит в мои глаза. — Но мне было бы очень-очень интересно узнать о вас все, даже самое что ни на есть приземленное.
— Зачем это вам? — удивленно спрашиваю я.
— На это есть ряд веских причин, — с загадочным видом говорит Кеннет.
— Каких?
— Пока не могу сказать.
— Тогда я не прибавлю к своему рассказу ни слова, — заявляю я и, складывая руки на груди, плотно