растворялись где-то на середине дороге.
Это открытие стало неприятным и грустным.
Но опыт на то и опыт, чтобы быть разным.
Радовало одно: ни ключей, ни паспорта в тот день в сумочке не лежало. Ключи в то утро я попросту забыла дома. А паспорт вообще редко брала с собой — он почти всегда лежал в верхнем выдвижном ящике стола.
Гуляние по «заграницам» без документов не пугало. В случае проблем с властями, думаю, у меня нашлось бы время на «побег» еще до того, как моя личность была бы определена. Поэтому депортации я не боялась. Конечно, помимо проблем с властями, существовали и другие риски, такие как хулиганы, столкновения с людьми или автомобилями, но мне пока (тьфу-тьфу-тьфу) везло.
Да и что теперь — волков бояться, в лес не ходить?
Отсутствие денег, конечно, было помехой. Ни воды купить, ни перекусить, ни развлечься, ни на транспорт сесть. Хотя последний мне теперь был не особенно нужен, но был все равно приятен время от времени. А вот еда бы пригодилась. Иногда очень хотелось попробовать заморские десерты: изумительно пахнущий шоколад, жареные в сахаре орехи, свежеиспеченные уличные вафли. В общем, все то, на что падал глаз.
Чашка чая или кофе тоже стала бы отличным «взбодрителем» и помогла бы скоротать приятные несколько минут в уютных кафе на улицах. А так я напоминала себе бездомную дворнягу, слоняющуюся по авеню, страдам и бульварам. Без пакетов и сумочек, с неизменно пустыми руками.
Много раз я пыталась проносить монетки мелкого достоинства, крепко зажав их в пальцах. Просто для того, чтобы научиться. Но неизменно проваливалась. Я могла их прятать по карманам, в бюстгальтер или даже держать во рту, а они, противные, все равно испарялись. Ну, что тут еще скажешь? Видимо, чего- то я недопонимала. И, вероятно, многого.
Еще одним казусом стало перемещение в Нью-Йорк…. Тот случай, произошедший во время обеденного перерыва, мне очень хорошо запомнился и многому научил. А все потому, что следовало бы хоть иногда включать голову, прежде чем «прыгать» без задних мыслей непонятно куда и внимательно смотреть на картинку, чтобы впоследствии избегать очень неприятных оплошностей, одна из которых едва не стоила мне жизни.
Начать хотя бы с той же разницы во времени.
Европа, которая отстояла от нас во временной зоне всего на несколько часовых поясов, особенных различий в дневном освещении не выявляла. А вот первое посещение Соединенных Штатов встретило меня абсолютной и непроглядной ночью. И ладно бы только это…. Но самым большим шоком оказалось падение в холодную воду. И это все в темное время суток. В полной дезориентации.
Когда меня накрыло с головой, я едва не захлебнулась. Не соображая, что делаю, просто судорожно перебирала в черной мути руками и ногами, надеясь, что, в конце концов, выберусь на поверхность. Сражалась я, как мне показалось, целую вечность. Боялась до оторопи. Замерзала, паниковала. Когда начало сводить ступни, думала, что все — это конец. Но вскоре голова все-таки вынырнула наружу, где я, хрипя и хватая ртом воздух, огляделась по сторонам в поисках ближайшего берега. На мое счастье тот оказался близко.
На траву я кое-как выбралась через высокий бетонный парапет, тянущийся по всему периметру берега. Оцарапала ладони, вывихнула лодыжку. Потом долго сидела, тряслась от холода и стучала зубами, пытаясь отойти от шока. Сзади, освещенная прожекторами, возвышалась статуя свободы.
Конечно…. Как же я сразу не догадалась, растяпа из глубинки!
Изображение на календарь было сделано фотографом с острова. Того, на котором я сейчас сидела. Сделано оно было днем, и, похоже, что с воды, иначе с чего бы мне вдруг «приводняться»? Если бы фотограф стоял на парапете, то и я бы воплотилась в той же самой точке, откуда он снимал далекий скайлайн — с этим я уже худо-бедно разобралась. А раз на парапет я не попала, значит, была где-то там лодка, на которой этот счастливчик сидел.
А вот у меня лодки не было. Пришлось поплавать ночью в Нью-Йоркском заливе. Одежда противно липла к телу, холодила и без того замерзшую кожу, тяжелым мешком давила на руки и ноги. Из-за этого сосредотачиваться на мысленном изображении собственной комнаты было сложно. Но американские красоты уже не привлекали. Спасибо, мне всего хватило….
Теперь хотелось только одного — оказаться прямиком в своей комнате. Дома. Согреться и переодеться. Представляя собственную квартиру, я изо всех сил молилась, чтобы она оказалась пустой, и мне не пришлось кому-нибудь объяснять, откуда я взялась и почему с головы до пят мокрая. Если дядя Толя еще смог бы списать все на белую горячку, то с мамой было бы сложнее. А не дай Господь, еще какая- нибудь соседка….
Дома, мне на бесконечную радость, было тихо и пусто. Мать отсутствовала, отчим тоже. А вот мне следовало появиться в офисе уже через пятнадцать минут — обед заканчивался. А я — сырая и грязная — носилась по комнатам и рылась в шкафах, пытаясь избавиться от мокрых джинсов и найти сухие. С волос капала вода.
Второго плаща на вешалке в коридоре не имелось, а лишь осталась с позапрошлой осени тонкая синяя куртка, которую я и нацепила, продолжая стучать зубами.
В душ бы…. И чаю. Но некогда.
Черт бы подрал одиннадцатичасовую разницу с далеким континентом и собственную тупость. На работу, сколько бы я ни силилась успеть, все равно опоздала.
Если путешествия становятся почти что работой, то даже они перестают радовать.
Спустя три недели я хорошо это поняла.
Все серей становилась осень, все промозглей и дождливей погода. Лишь несколько дней оставалось до наступления октября. Все так же привычно бороздили потонувшие в газу улицы машины, все те же насущные проблемы занимали умы утомленных и вечно спешащих куда-то пешеходов.
Бабушку выписали из больницы, и уже какое-то время она жила дома. Мама, раздав большую часть вещей на реализацию, снова улетела за покупками. Иногда я думала о том, чтобы переместиться следом за ней и понаблюдать — просто так, ради любопытства, но всегда оставался риск быть замеченной, и овчинка не стоила выделки.
Успела вернуться со своего курорта и Валентина Олеговна. Прожаренная, красно-кирпичная и, в общем и целом, довольная жизнью. Сидя в офисе, я в пол уха слушала ее красочные рассказы о местных достопримечательностях, которые уже ни единожды успела посмотреть собственными глазами. Девочки восторженно вздыхали и охали, я же только морщилась, вспоминая местную жару и закутанных в белое тряпье арабов, алчно косящихся на иностранных туристок, будто специально напоказ выставляющих (зачастую сомнительные) «прелести».
В отличие от разомлевшей после отдыха администраторши (уж не знаю, из проснувшейся зависти или как), я посмотрела не только Шарм-Эль-Шейх, но и Хургаду, и Луксор, и Александрию….
И вообще, за этот странный и сумасшедший месяц я, наверное, успела повидать сотни городов. Даже названия им стала забывать. Миллионы лиц, проплывшие мимо меня, давно слились в безликую людскую массу, среди которой у меня не было ни друзей, ни знакомых. Да и откуда было появиться друзьям, если тебя постоянно носит туда-сюда на короткие промежутки времени, а возможности задержаться и пожить на одном месте нет?
Я все больше чувствовала, что устала.
Но, несмотря на усталость, тренироваться все еще продолжала, хотя уже не так интенсивно и много, как раньше. Не скакала по миру, словно конь, которому под чувствительное место вставили шипы. Стала заметно серьезнее, внимательнее и наблюдательнее. Теперь всегда проверяла погоду в пунктах назначения заранее, чтобы избежать неприятных сюрпризов, завела привычку четко и ясно представлять места «приземления», чтобы не радовать себя любимую незапланированным плаванием.
Следовало признаться, что не столько усталость донимала и изматывала меня в последнее время, сколько неуклонно возрастающее одиночество.
Казалось бы, живи и радуйся, путешествуй до изнеможения, что еще нужно? Денег за это никто не спрашивает, здоровье не портится, времени, в общем и целом, хватает. Но как только первый запал
