В спальне скинула одеяла на пол — телу теперь и без него было жарко, — завалилась на матрас и закрыла глаза.
Все. Хватит думать. Все мысли вон! И спать.
Осень пахнет по-особенному.
Горелыми в садиках листьями, последними шашлыками на природе, замшевыми ботиночками, вздохами по летним дням, ранними закатами, тонкими плащами и курточками, а иногда и зонтиками.
Сегодня осень пахла зонтиками.
Это я поняла сразу, как только открыла глаза. Дождь стучался в окно, отскакивал капельками от железного подоконника, барабанил однообразную монотонную дробь. Знакомая серость в комнате подсказала, что затянуло надолго.
Я поначалу, было, сонно подпрыгнула в кровати, пытаясь разобрать стрелки на будильнике, напугавшись, что проспала. Но уже через секунду вспомнила, что сегодня суббота. И в офис не нужно.
М-м-м…. Неужели так бывает? Чтобы наконец-то отдых. С удовольствием растянув на узкой кровати конечности, я радостно выдохнула. Впереди намечался день, который можно было заполнить чем угодно. Осталось только придумать, чем именно.
Соскочив с кровати, я натянула на себя заношенные домашние широкие штаны и футболку, завязала волосы в хвост, всунула ноги в тапочки и отправилась на кухню завтракать. По пути прислушалась к шуму в квартире — тихо. Никого. Дядя Толя куда-то ушел с утра пораньше. Тем лучше для меня. Пусть погуляет, подышит или займется чем-нибудь полезным, на время расчистив мне пространство для уединения с самой собой.
Кухня тоже была серой, будто спящей под перестук дождевых капель за окном.
Я пошлепала до холодильника и принялась выгребать из него продукты, подходящие для приготовления яичницы. Заодно налила воды в чайник, чтобы порадовать себя свежим чайком.
Разбивая в прогревшуюся сковороду яйца, я задумалась о планах на сегодняшний день. Утро субботы — впереди целых два дня свободы от забот. Начало многообещающее. Итак, чем же люди занимаются в выходные? Собираются с друзьями, ходят в гости, ходят в кино, на свидания, читают книги, играют в игры, гуляют где-нибудь.
На ум пришло английское слово «Socialize». Черт, как же оно переводится на русский? Ах, да! Точно! Общаются. Именно это делают люди. И с кем же этим буду заниматься я? Пока дожаривался завтрак, я налила себе чай, подошла к окну и задумалась.
К друзьям я не пойду. Потому что их нет. Точнее, кода-то были — хорошие и близкие, но со временем разъехались кто куда, а с коллегами по работе я не настолько близка, чтобы в гости…. А если в кино? Выбрать какой-нибудь хороший фильм, наверняка в кинотеатрах множество новинок, тысячу лет ведь туда не наведывалась. Но как-то одной скучно. На свидание не с кем. В компьютерные игры я играть не любила, а читала в последнее время столько, что от строчек, стоило их только завидеть, уже начиналась нервная дрожь. И не важно, о чем строчки. Просидеть, что ли, как отчим весь день на диване, глядя в телевизор?
Я прихлебнула горячий чай и поморщилась. Не столько мне еще лет, чтобы этот ящик стал единственным в жизни развлечением. Даже тот же дядя Толя и то ушел куда-то «общаться».
За окном моросило. Поливало прохожих и оставшиеся на деревьях листья.
Стало как-то тоскливо.
Ну, что же я за человек такой? Несоциальный….
Прожевав показавшийся почему-то безвкусным завтрак, я приняла решение: поеду общаться с бабушкой. Давно ее не навещала. Зайду в магазин, продуктов завезу, спрошу о здоровье, да послушаю жалобы на злобу дня. Чем не план? Не самый занимательный, конечно…. Я тихонько вздохнула. И не тот, который бы идеально подошел двадцатишестилетней девушке, но другого, к сожалению, не нашлось.
Чтобы не дать себе окончательно сползти в уныние, я быстро перемыла посуду и отправилась переодеваться.
— Нормально, Диночка. Сейчас уже нормально здоровье. Сердце, бывает, зашалит как будто, но доктора говорят, что такое после операции бывает….
Бабушка, одетая в старенькое домашнее платье, стояла у плиты, помешивая суп. Седые волосы убраны под гребенку — темную и пластмассовую, оставшуюся ей, наверное, еще от собственной матери.
Я нехотя отметила, насколько же она похудела — кожа да кости. И движения стали слабыми, неуверенными. Ложка то и дело позвякивала о борт маленькой кастрюльки в трясущихся руках.
— Баба, я там фруктов тебе купила: бананов, яблок, мандарин…. Хлеба, молока, творога две пачки….
— Куда ты столько? — сразу же послышались причитания. — Я же не ем столько, а гостей, кроме тебя да соседки, и нет.
— …. печенья, пару булочек, яйца, сыра немножко… — продолжала я, не обращая внимания на протесты. — Пусть у тебя будет. Ну, не съешь и не съешь, выкинешь, значит.
— Как выкинешь? Дина, что ты…. — Таисия Захаровна укоризненно покачала головой. Глядя в ее бледные голубые глаза, выцветшие так же, как и висящие в зале фотографии с березами в рамке, было трудно представить себе русоволосую красавицу, проработавшую всю войну на одном из заводов по выпуску металлических подшипников. А ведь кружила же голову парням, пока тех армия не призвала, сама много раз рассказывала. Кадрила на право и налево, танцевать любила, задорная была. А теперь стояла у плиты сморщенная и одинокая. Хорошо, что вообще живая….
Я снова посмотрела за окно на дождь. Может быть, чтобы избежать ее укоризненного взгляда. Конечно, в войну голодали, ценили каждую крошку пищи, ни краюшки не выбрасывали, я много раз об этом слышала. А как быть с тем, что мне хотелось помочь? Что-то сделать, выказать свою любовь к ней, заботу, внимание. Неспособная победить ее старость я всеми силами старалась хоть как-то улучшить ее будни. Если уж не сделать их радостными, то хотя бы чуть более терпимыми.
Но как такое объяснить человеку старой закалки, по мнению которого я беспричинно «сорила» деньгами, забивая чужой холодильник едой?
— А что ты не сходишь, не погуляешь? Хоть и дождь, а все равно.
— Не с кем, бабуль.
— Прям ни одного ухажера до сих пор? — она всплеснула руками. — Как же так, родимая? Ведь двадцать шесть тебе уже, а ты даже не милуешься ни с кем. Ведь замуж уже пора, деток….
Начиналась старая, заезженная песня.
— Ну, ведь не сделаю я себе ухажера из воздуха? Или же он сам встретится, или нет.
— А как же ему встретиться, если ты то на работе, то дома сидишь?
«Ага…. То непонятно где путешествую», — вставила я мысленно.
— Выйди хоть на улицу, покажись людям…. — продолжала пытающаяся помочь бабушка. — Пусть на тебя молодые люди посмотрят.
— Угу, — промычала я. — Посмотрят, как же. Толстая я для них….
— Не толстая, а в теле! — возразила та. — А какой еще надо быть? Костлявой что ли? Да на них (она махнула рукой куда-то в сторону окна) — бесформенных и смотреть-то кто будет? Женщина должна бать округлой.
По всей видимости, у моей престарелой родственницы были свои представления о вкусах мужчин, оставшиеся еще со времен ее собственной молодости.
— Баб, да мода теперь другая! Смотрят, как ты выражаешься, именно на таких вот костлявых и бесформенных.
— Не говори глупостей….
Все как всегда. Я медленно втянула воздух.
Пустой и бессмысленный разговор, раздражающий до крайности. Прослушав двухминутную лекцию об отношениях полов и их взаимном влечении посредством пышных форм, я осторожно перевела тему на погоду. Потом на таблетки. Потом на улетевшую за границу маму…. В конце концов, бабушку удалось
