оснащение их равнялось нулю. Добытые сведения доставлялись резиденту либо пешком, либо на попутном транспорте, а уже от него шли в штаб армии. На это затрачивалось 5–7 суток и, естественно, когда эти данные касались отрядов мятежников, то они устаревали.
Попадались среди агентуры и двойники, которые передавали дезинформацию, что бы скомпрометировать советскую армию в глазах населения. Передавались данные о местонахождении складов оружия, боеприпасов, исламского комитета в том или ином строении населенного пункта. По этому строению наносится авиаудар. И оказывается, что в этом строении были школа или мечеть. В большинстве кишлаков по внешним признакам нельзя отличить здание школы или мечети от обычных домов.
Следует сказать, что когда мы получали сведения о расположении отряда именно в мечети, то она никогда не бомбилась, а высаживался воздушный десант или высылалось подразделение на бронетехнике, которые окружали мечеть и через представителя духовенства вынуждали мятежников сдаться. После этого они передавались органам царандоя или государственной безопасности.
Были среди агентов и просто жулики, которые поставляли выдуманные ими сведения для получения вознаграждение. Уличить их в обмане было весьма сложно, а когда ему предъявлялись претензии он заявлял, что когда я там был (5–7 дней тому назад) то отряд находился в кишлаке, пещере и т. п., а где он сейчас я не знаю.
Иногда дело доходило до курьезов. Для того что бы отомстить своему соседу или другому обидчику он указывал на его дом как на место хранения вооружения или боеприпасов.
С целью получения более достоверных данных стали применяться перекрестные проверки — на один и тот же объект направлялись, как минимум, два агента из различных разведывательных центров. Такая проверка давала положительные результаты.
Наиболее достоверные сведения были о местоположении крупных складов вооружения, боеприпасов, продовольствия, а так же о крупных группировках мятежников, располагавшихся в определенных районах. Именно по их захвату или разгрому планировались и проводились боевые действия, т. к. переместить их в короткие сроки было нельзя.
Вот и получалось, что воюем давно, а с кем не знали. То совершенно не считаемся с противником, то удивляемся его упорству, сноровке и хитрости.
Мятежники широко начали применять диверсии и террористические акты, а так же стали поступать отрывочные данные о создании оппозицией базовых районов и баз на территории Афганистана для обеспечения развертывания и функционирования своих вооруженных формирований.
По договоренности с комитетом государственной безопасности Союза в Афганистан были направлены специальные отряды, которые должны были обеспечивать командование 40-ой армии такими данными.
Такие отряды имели кодовое название «Каскад» и были укомплектованы профессионалами, хорошо подготовленными физически и прошедшими специальные сборы. К сожалению и они не владели языками пушту и дари, что исключало общение с местным населением. Сравнительно скоро уже стали поступать из «Каскада» разведывательные данные. Работали они в тесном контакте с органами безопасности страны.
Попытки проводить самостоятельные боевые действия группами «Каскад» по ликвидации отрядов мятежников успеха не имели, так как они для этого не предназначались. После нескольких неудачных попыток руководство «Каскада» от таких действий отказалось.
Авиаразведка велась в основном визуальным наблюдением разведывательной авиации и вертолетами. В отдельных случаях проводилось воздушное фотографирование района предстоящих боевых действий, отдельных баз и других интересующих нас объектов. Районы, требующие особого внимания, были закреплены за каждым авиационным полком. Их самолеты (вертолеты) каждый раз вылетая на боевое задание и возвращаясь с него, пролетали через этот район и просматривали его.
При обнаружении каких-либо изменений они немедленно докладывали по радио на командный пункт полка, а от туда — на командный пункт командующего ВВС армии. Наиболее эффективным было наблюдение за движением караванов.
С целью активизации войсковой разведки было решено провести сборы командиров подразделений, назначенных для устройства засад. Подготовку и проведение таких сборов С. Л. Соколов поручил мне. От каждого мотострелкового полка, бригады привлекались офицеры одного батальона.
К подготовке этих сборов были привлечены офицеры «спецназ», вызванные из Союза.
В течение трех суток проводились практические занятия на различной местности. Показывалось устройство засады в самых неожиданных местах. Для большей наглядности практиковался такой прием. Участники сборов рассаживались на машины и им ставилась задача вести наблюдение в ходе движения, а по достижении определенного пункта доложить, что ими обнаружено. Когда офицеры прибывали в назначенное место то заслушивались их доклады и задавался вопрос — кто обнаружил засаду? Обычно следовал ответ — никакой засады не было, это «покупка». Когда же по моей команде засада поднималась в рост, то они видели, что сами могли напороться на засаду и убеждались в том, что ее можно укрыть не только в горах или «зеленой зоне», но и на совершенно открытой местности.
Представлялась возможность желающим офицерам самим устроить засаду. Для этого им выделялись необходимые силы, средства и время. Участники сборов на месте засад обменивались мнениями и высказывали свои рекомендации.
На сборах были показаны возможные приемы при организации засад:
— при заблаговременном и скрытном занятии позиций на путях возможного движения мятежников;
— выставление «приманки» (неисправный автомобиль с группой солдат, производящих его ремонт, или с материальными средствами) в целях привлечения внимания противника и устройство засады на вероятном пути движения мятежников к этому объекту;
— занятие позиций на возможных путях отхода противника из кишлака, «зеленой зоны», ущелья при демонстративных действиях наших подразделений;
— устройство засады на путях специально оставленных для отдыха мятежников при блокировании района, населенного пункта.
Так же были показаны способы открытого выхода в район, намеченный для устройства засады. Проведенные сборы активизировали, если так можно выразиться, засадные действия и стали еще одним источником получения разведывательной информации (захват и опрос пленных, документов, караванов с оружием, и т. п.).
Масштаб разведки был, как будто, велик, а ее эффективность еще не в полной мере соответствовала сложившейся обстановке. На мой взгляд, это объяснялось ограниченным числом подготовленных кадров и специального технического оснащения. Хотя во всех дивизиях были развернуты разведывательные центры, которые возглавляли офицеры ГРУ, тем не менее информация поступала весьма ограниченная и несвоевременно.
Фактически мы получали только данные — в таком-то месте отряд мятежников, пришел от туда-то, численность 50–60 человек и все. Почти никогда не было донесений, заблаговременно предсказывающих возможное происхождение того или иного события, что позволило бы своевременно принять необходимые контрмеры.
Я не раз говорил об этом с С. Ф. Ахромеевым. Он со мной соглашался, ставил вопрос перед ГРУ генштаба, но изменений было немного.
Естественно, напрашивался вопрос, как можно требовать эффективных действий от войск, если мы не снабжаем их разведывательными данными?
Очень робко, а пожалуй только эпизодически, проникла наша агентура в наиболее крупные отряды мятежников, что бы своевременно передавать ценную информацию.
Все что говорилось выше об агентурной разведке совершенно не касается оперативной или стратегической агентуры. Речь шла об агентуре работающей на 40-у армию в пределах Афганистана, прообразом которой была разведка, которая велась в республиках Средней Азии во время борьбы с басмачеством.
Для оперативной обработки разведывательных данных в резиденции нашей группы в 4. 00–4. 30 утра ежедневно собирались начальник разведывательного управления Сухопутных войск Ф. И. Гредасов,
