Миссис Буш встала и направилась к двери, но Бэзил загородил ее спиной.
— Я не могу позволить вам идти к ней сейчас. Думаю, вы не в самом подходящем состоянии.
— Надеетесь, что вы сможете мне помешать? Прочь с дороги, молодой человек!
Бэзил, испытывавший скорее отвращение, чем ярость, смотрел на злобное существо с холодным презрением, которое не так-то легко было перенести.
— Не хочу ранить ваши чувства, миссис Буш, но полагаю, вам лучше немедленно покинуть наш дом. Фанни сложит ваши вещи. Я собираюсь в комнату Дженни и запрещаю вам туда заходить. Надеюсь, что через полчаса вас уже здесь не будет.
Он развернулся, оставив миссис Буш в бешенстве и в страхе. Она привыкла добиваться своего, так что отпор застал ее врасплох. Поведение Бэзила не оставляло возможности предположить, что он легко сдастся. Однако она твердо решила, какими бы ни были последствия, пробраться в комнату Дженни и выразить дочери недовольство. Она мысленно повторяла, что именно хочет сказать, когда вошла служанка и объявила, что по приказу хозяина она упаковала ее веши. Мать Дженни возмущенно вскочила, но гордость не позволила ей признать перед служанкой, что ее выставили вон.
— Все правильно, Фанни! Это не тот дом, где может оставаться леди. И мне жаль, что у вас, моя дорогая, такой хозяин, как мой зять. Можете передать ему вместе с моими наилучшими пожеланиями, что он не джентльмен.
Дженни, которая спала, пробудилась, когда хлопнула входная дверь.
— В чем дело? — спросила она.
— Твоя мать уехала, моя дорогая. Ты не против?
Она бросила на него быстрый взгляд, заключив, судя по тому, насколько знала характер родительницы, что произошла ссора, и забеспокоилась — вдруг Бэзил придет в раздражение. Она протянула ему руку:
— Нет. Я рада. Хочу остаться с тобой наедине. Мне не хочется, чтобы между нами вставал хоть кто- то.
Он наклонился и поцеловал ее, а она обвила руки вокруг его шеи.
— Ты ведь не держишь на меня зла за то, что ребенок умер?
— Любимая, как я могу?
— Скажи, что не жалеешь, что женился на мне.
Дженни, уже осознавшую, что Бэзил женился на ней исключительно ради ребенка, переполнял неимоверный ужас. Интересы мужа настолько отличались от ее (и она лишь постепенно поняла, до чего велика пропасть между ними), что только долгожданный сын мог сохранить привязанность Бэзила к ней. Он любил в ней будущую мать, а теперь мог горько пожалеть о своем решении, казалось, она обманом заставила его вступить в брак. Главные узы, связывавшие их, оказались разрублены, и хотя Дженни с покорной благодарностью принимала знаки внимания, обусловленные его добротой, она с болью в сердце спрашивала себя: что случится, когда она выздоровеет?
Прошло время, и Дженни, все еще бледная и вялая, достаточно окрепла и вышла из комнаты. Предполагалось, что через некоторое время она отправится с сестрой на месяц в Брайтон. Работа не позволяла Бэзилу надолго покидать Лондон, но он обещал приехать в выходные. Однажды днем он явился домой в приподнятом настроении, получив письмо от издателя с новостями о том, что его книгу одобрили и выпустят ближайшей весной. Казалось, это первый шаг к славе, которой он жаждал. Он обнаружил, что рядом с Дженни сидит Джеймс Буш, его шурин, и, пребывая в бурной радости, поприветствовал его с необычной сердечностью. Но на этот раз Джеймс не отличался привычной забавной болтливостью и выглядел как побитая собака, что в любое другое время привлекло бы внимание Бэзила. Он тут же ушел, и только тогда Бэзил заметил, что Дженни сильно взволнована. Хотя он ничего не знал наверняка, ему пришло на ум, что члены семьи Буш приходят к его жене, когда у них бывают финансовые затруднения. Бэзил, впрочем, с самого начала решил, что их неизбежные претензии должны удовлетворяться. Он предпочитал, однако, не акцентировать внимание на том, что Дженни им помогает, и, когда она просила чуть больше денег на карманные расходы, давал ей нужную сумму без лишних вопросов.
— Почему Джимми был здесь в такое время? — беспечно спросил он, решив, что братец жены забежал как раз по поручению такого рода. — Я думал, он не уходит с работы до шести.
— О, Бэзил, произошло нечто ужасное! Не знаю даже, как тебе сказать. Его уволили.
— Надеюсь, он не хочет, чтобы мы содержали его, — холодно заметил Бэзил. — У меня трудная ситуация в этом году, и все деньги, что у меня есть, я хочу оставить для тебя.
Дженни собралась с духом перед мучительным усилием, которое должна была сделать. Она отвернулась, и ее голос задрожал.
— Не знаю, что делать. Он попал в беду. Если он за неделю не соберет сто пятнадцать фунтов, его фирма подаст на него в суд.
— О чем ты вообще говоришь, Дженни?
— О, Бэзил, не злись на меня! Мне было так стыдно сказать тебе об этом, что я молчала целый месяц. Но больше не могу. С его счетами что-то пошло не так.
— Ты хочешь сказать, он воровал? — с безжалостной прямотой спросил Бэзил, и его охватило чувство глубочайшего ужаса и отвращения.
— Ради Бога, не смотри на меня так! — воскликнула она, потому что его глаза и плотно сжатые губы заставляли ее чувствовать себя преступницей, признающейся в чем-то чудовищном. — Он не собирался никого обманывать. Я не совсем в этом разбираюсь, но он может рассказать тебе, как все было. О, Бэзил, ты же не допустишь, чтобы Джимми сел в тюрьму? Разве нельзя отдать ему деньги, которые мы отложили на мою поездку?
Бэзил сел за стол, чтобы поразмыслить над ситуацией, и обхватил лицо руками, стараясь отгородиться от напряженного умоляющего взгляда Дженни. Он не хотел, чтобы она видела испуг и ужасающий стыд, с которыми он воспринял новость. Но она все равно увидела.
— О чем ты думаешь, Бэзил?
— Ни о чем особенном. Я размышлял, как собрать деньги.
— Ты ведь не считаешь, что нас надо стричь под одну гребенку, потому что он мой брат?
Он посмотрел на нее, но ничего не ответил. Разумеется, его расстраивало, что мать его жены пьет больше, чем подобает, а брат имеет лишь примитивные представления о собственности.
— Я в этом не виновата, — заплакала она с горькой болью, нарушив тишину. — Не суди меня слишком строго.
— Нет, ты не виновата, — ответил он с невольной холодностью. — И ты все равно должна поехать в Брайтон. Но боюсь, это означает, что летом нам придется остаться без отдыха.
Он выписал чек, а потом оформил письмо в банк, умоляя выдать ему в качестве аванса сотню фунтов под залог находящихся у них ценных бумаг.
— Вот он! — воскликнула Дженни, услышав звонок. — Я велела ему вернуться через полчаса.
Бэзил встал:
— Лучше тебе сразу вручить чек брату. Скажи, что я не желаю его видеть.
— Ему больше нельзя приходить, Бэзил?
— Решай сама, Дженни. Если пожелаешь, можем притвориться, что он скорее человек неудачливый, чем непорядочный. Но я предпочел бы не возвращаться к этому вопросу. Мне не нужны ни его благодарности, ни оправдания.
Ничего не ответив, Дженни взяла чек. Она отдала бы многое, чтобы обнять Бэзила, умоляя его о прощении, но в его поведении чувствовалась какая-то жесткость. Весь вечер он просидел в угрюмой тишине, и Дженни не осмеливалась заговорить с ним. На ночь он поцеловал ее холодно, как никогда, и, мучаясь бессонницей, она горько плакала. Она не понимала, почему он смотрит на этот инцидент с таким глубочайшим презрением. Ей казалось, произошедшее — что-то вроде простого невезения, обусловленного чрезмерной горячностью Джимми, и она была склонна согласиться с братом, что удача просто отвернулась от него. Ее несколько возмущали отказ Бэзила выслушать хоть какие-то доводы в его защиту и полная уверенность в том, что верны самые худшие его предположения.
Пару дней спустя, неожиданно придя домой, Кент обнаружил, что Дженни ведет серьезный разговор с братом, который, вновь став беззаботным и веселым, даже не попытался изобразить, будто ему стыдно,
