Стихотворения

294. ГРИБЫ{*}

У входа в парк, в узорах летних дней,
    скамейка светит, ждет кого-то…
На столике железном перед ней
    грибы разложены для счета.

Малютки русого боровика —
    что пальчики на детской ножке.
Их извлекла так бережно рука
    из темных люлек вдоль дорожки.

И красные грибы: иголки, слизь —
    на шляпках выгнутых, дырявых.
Они во мраке влажном вознеслись
    под хвоей елочек, в канавах.

И бурых подберезовиков ряд,
    таких родных, пахучих, мшистых;
и слезы леса летнего горят
    на корешочках их пятнистых.

А на скамейке белой — посмотри —
    плетеная корзинка боком
лежит, и вся испачкана снутри
    черничным лиловатым соком.

13 ноября 1922

295. ПЕТЕРБУРГ{*}

Мне чудится в Рождественское утро
мой легкий, мой воздушный Петербург…
Я странствую по набережной… солнце
взошло туманной розой. Пухлым слоем
снег тянется по выпуклым перилам.
И рысаки под сетками цветными
проносятся, как сказочные птицы;
а вдалеке, за ширью снежной, тают
в лазури сизой розовые струи
над кровлями; как призрак золотистый,
мерцает крепость (в полдень бухнет пушка:
сперва дымок, потом раскат звенящий);
и на снегу зеленой бирюзою
горят квадраты вырезанных льдин.

Приземистый вагончик темно-синий,
пером скользя по проволоке тонкой,
через Неву пушистую по рельсам
игрушечным бежит себе; а рядом
расчищенная искрится дорожка
меж елочек, повоткнутых в сугробы:
бывало, сядешь в кресло на сосновых
полозьях, — парень в желтых рукавицах
за спинку хвать, — и вот по голубому
гудящему ледку толкает, крепко
отбрасывая ноги, косо ставя
ножи коньков, веревкой кое-как
прикрученные к валенкам, тупые,
такие же, как в пушкинские зимы…

Я странствую по городу родному,
по улицам таинственно-широким,
гляжу с мостов на белые каналы,
на пристани и рыбные садки.
Катки, катки — на Мойке, на Фонтанке,
в Юсуповском серебряном раю:
кто учится, смешно раскинув руки,
кто плавные описывает дуги,
и бегуны в рейтузах шерстяных
гоняются по кругу, перегнувшись,
сжав за спиной футляр от этих длинных
коньков своих, сверкающих, как бритвы,
по звучному лоснящемуся льду.

А в городском саду — моем любимом, —
между Невой и дымчатым собором,
сияющие, легкие виденья
сквозных ветвей склоняются под снегом,
над будками, над каменным верблюдом
Пржевальского, над скованным бассейном, —
и дети с гор катаются, гремят,
ложась ничком на бархатные санки.

Я помню всё: Сенат охряный, тумбы