на румяную щеку земли.Я ж смотрю, как в стеклянной обителизажигается сто этажейи как американские жителитам стойком поднимаются в ней.<Ноябрь 1953>3{*}Всё, от чего оно сжимается,миры в тумане, сны, тоскаи то, что мною принимаетсякак должное — твоя рука;всё это под одною крышеюв плену моем живет, поет,но сводится к четверостишию,как только ямб ко дну идет.И оттого, что — как мне помнится —жильцы родного словарятакие бедняки и скромницы:холм, папоротник, ель, заря,читателя мне не разжалобить,а с музыкой я незнаком,и удовлетворяюсь, стало быть,ничьей меж смыслом и смычком.—«Но вместо всех изобразительныхприемов и причуд, нельзя льодной опушкой существительныхи воздух передать и даль?»Я бы добавил это новое,но наподобие кольцасомкнуло строй уже готовоеи не впустило пришлеца.Август 19534{*}Вечер дымчат и долог:я с мольбою стою,молодой энтомолог,перед жимолостью.О, как хочется, чтобытам, в цветах, вдруг возник,запуская в них хобот,райский сумеречник.Содроганье — и вот он,я по ангелу бью,и уж демон замотанв сетку дымчатую.Сентябрь 19535{*}Какое б счастье или горени пело в прежние года,метафор, даже аллегорий,я не чуждался никогда.И ныне замечаю с грустью,что солнце меркнет в камышах,и рябь чешуйчатее к устью,и шум морской уже в ушах.28 декабря 1953; Итака6. СОН{*}Есть сон. Он повторяется, как томныйстук замурованного. В этом снекиркой работаю в дыре огромнойи нахожу обломок в глубине.И фонарем на нем я освещаю