Стихотворения

Закрыв руками грудь и шею, —
вот-вот, сейчас, пальнет в меня —
я взгляда отвести не смею
от круга тусклого огня.

Оцепенелого сознанья
коснется тиканье часов,
благополучного изгнанья
я снова чувствую покров.

Но сердце, как бы ты хотело,
чтоб это вправду было так:
Россия, звезды, ночь расстрела
и весь в черемухе овраг.

1927; Берлин

214. ГОСТЬ{*}

Хоть притупилась шпага, и сутулей
        вхожу в сады, и запылен
мой черный плащ, — душа всё тот же улей
        случайно-сладостных имен.

И ни одна не ведает, внимая
        моей заученной мольбе,
что рядом склеп, где статуя немая,
        воспоминанье о тебе.

О, смена встреч, обманы вдохновенья.
        В обманах смысл и сладость есть:
не жажда невозможного забвенья,
        а увлекательная месть.

И вот душа вздыхает, как живая,
        при убедительной луне,
в живой душе искусно вызывая
        всё то, что умерло во мне.

Но только с ней поникну в сумрак сладкий,
        и дивно задрожит она,
тройным ударом мраморной перчатки
        вдруг будет дверь потрясена.

И вспомнится испанское сказанье,
        и тяжко из загробных стран
смертельное любви воспоминанье
        войдет, как белый великан.

Оно сожмет, торжественно, без слова,
        мне сердце дланью ледяной,
и пламенные пропасти былого
        вдруг распахнутся предо мной.

Но, не поняв, что сердцу нежеланна,
        что сердце темное мертво,
доверчиво лепечет Донна Анна,
        не видя гостя моего.

15 мая 1924

215. LA BONNE LORRAINE[7]{*}

Жгли англичане, жгли мою подругу,
на площади в Руане жгли ее.
Палач мне продал черную кольчугу,
клювастый шлем и мертвое копье.

Ты здесь со мной, железная святая,
и мир с тех пор стал холоден и прост:
косая тень, и лестница витая,
и в бархат ночи вбиты гвозди звезд.

Моя свеча над ржавою резьбою
дрожит и каплет воском на ремни.
Мы, воины, летали за тобою,
в твои цвета окрашивая дни.