Тем более что они-то ничего от меня не хотят.
— Я могу понять, что вам наскучили люди. Но Париж, лес, мир!
Дон Элемирио устало отмахнулся.
— Я все это видел. Люди, возвращаясь из путешествий, говорят: «Мы ездили смотреть на Ниагарский водопад». Для туризма нужна наивность, которой у меня нет. Понимаете, эти люди всерьез верят, будто Ниагарский водопад нуждается в том, чтобы они на него смотрели.
— Почему вы не покончите с собой? Если бы я думала, как вы, я бы повесилась.
— Вы ошибаетесь. Моя жизнь не лишена интереса.
— Вам достаточно ваших старых книг, чтобы жить?
— Не одни только книги. Есть Господь Бог, Христос, Святой Дух. Я католик, насколько может быть католиком испанец. Это меня немало занимает.
— Почему же вы не ходите к мессе?
— Месса приходит ко мне. Если хотите, я покажу вам часовню, где каждое утро испанский священник служит для меня одного. Это рядом с кухней.
— Ваша жизнь прельщает меня все меньше.
— И потом, есть женщины.
— Где же вы их прячете? Я ни одной не видела.
— Разве вы чувствуете себя спрятанной?
— Я не женщина вашей жизни.
— Именно так. С сегодняшнего утра.
— Нет. Я как следует прочла контракт на квартиру, прежде чем подписать.
— Это слишком тонко для контракта.
— Говорите за себя. Вы меня абсолютно не привлекаете.
— Вы меня тоже.
— Тогда почему же вы говорите, что я — женщина вашей жизни?
— Это рок. Пятнадцать женщин претендовали сегодня на комнату. Когда я увидел вас, я сразу понял, что именно с вами может свершиться судьба.
— Ничто не свершится без моего согласия.
— В самом деле.
— Значит, ничто не свершится.
— Я понимаю вас. Я вам не нравлюсь, это естественно. Я непривлекателен.
— Вы говорили, что вам наскучили люди. Напрашивается вывод, что наскучили вам мужчины.
— Женщины так же скучны, как мужчины. Но с некоторыми из них возможна любовь, которая не может наскучить. Тут есть какая-то тайна.
Сатурнина нахмурилась:
— Значит, эту квартиру вы сдаете исключительно ради женщин?
— Конечно. Для чего же еще?
— Я думала, ради денег.
— Пятьсот евро в месяц. Вы шутите!
— Для меня это приличная сумма.
— Бедное дитя.
— Я сказала это не для того, чтобы вы меня пожалели. Я что-то не понимаю. Для такого человека, как вы, не должно быть проблемой знакомство с женщинами.
— Вот именно. Я один из самых завидных женихов в мире. Отчасти поэтому я и не выхожу больше из дома. На каждом светском приеме меня осаждают женщины. Патетическое зрелище.
— Ваша скромность трогательна.
— Я скромнее, чем вы думаете. Я знаю, что этих женщин не интересует ни моя внешность, ни мои душевные качества.
— Да, драма богатого человека.
— Не угадали. В плане богатства есть и поинтереснее меня. Моя драма в том, что я самый знатный человек в мире.
— Как вы в этом уверены!
— Специалисты вам подтвердят: никакая аристократия и близко не сравнится с испанской. Она настолько выше, что нам пришлось изобрести новое слово для обозначения нашей знати.
— Гранды.
— Вы и это знаете?
— Можно быть последней бельгийской простолюдинкой и знать такие вещи.
— Замечу в скобках: разве в других странах можно верить гербам и титулам? Там же какие-то аптекарские предписания, в которых указано, что такой-то — граф, а такой-то — маркиз или эрцгерцог…
— Позвольте, но ведь у вас это тоже есть. Бельгия помнит герцога Альбу.
— Да, но у нас эти титулы — все равно что месье или мадам. Важно другое — принадлежать к числу грандов. Говорят же: «испанский гранд». Попробуйте сказать «французский гранд», сами поймете, как это комично.
— А почему вы живете во Франции?
— Нибаль-и-Милькары в изгнании. Один мой предок назвал Франко леваком. Тому это не понравилось. Поди знай почему, но его враги тоже на нас за это в обиде.
— С политической точки зрения современная Франция вам подходит?
— Нет. В идеале меня бы устроила монархия с феодально-вассальным режимом. На Земле такого не существует.
— Вы не думали отправиться на другую планету? — спросила Сатурнина, развеселившись.
— Конечно, — ответил дон Элемирио совершенно серьезно. — В двадцать лет я не прошел тесты НАСА по причинам физиологического свойства. Это особенность грандов: у нас слишком длинный кишечник. Отсюда продажа индульгенций.
— Я что-то не улавливаю причинно-следственной связи в вашей истории.
— Испанские угрызения совести труднее переварить, учитывая длину кишечника грандов. Продажа индульгенций облегчила немало пищеварительных проблем. Короче, отправиться в космос я не могу. Поэтому сижу в Париже.
— Но продажа индульгенций в Париже не практикуется, дон Элемирио.
— Ошибаетесь. Каждое утро я плачу несколько дукатов моему духовнику, который отпускает мне грехи.
— Это ж можно озолотиться!
— Прекратите зубоскалить, а то я теряю нить рассказа. На чем я остановился?
— На женщинах. У вас с ними трудности, потому что вы слишком знатны.
— Да. Любой союз был бы мезальянсом. Поэтому я отказался от женитьбы. А между тем в светском обществе женщины надеются заполучить мужа.
«Он говорит серьезно», — подумала Сатурнина.
— Вот почему я предпочитаю сдавать квартиру. Квартиросъемщицы не надеются, что вы на них женитесь. Они и так живут с вами.
— Не очень по-католически то, что вы говорите.
— Действительно. Мой священник берет с меня много дукатов за этот грех.
— Вы меня успокоили. Кстати, вас не смущает, что я простолюдинка?
— Для Нибаль-и-Милькаров все, кто не принадлежит к их роду, простолюдины. Я однозначно предпочту такую простолюдинку, как вы, всем этим самопровозглашенным аристократам, которых полно во Франции. Даже трогательно, когда эти люди рассказывают вам, что их предки сражались при Азенкуре или Бувине.[3]
— Тут я с вами согласна. Но сами-то вы можете предъявить что-то получше?
— Нибаль-и-Милькары ведут свой род от карфагенян и Христа. Согласитесь, это не то что какое-то жалкое сражение во Франции.
