В королевском дворце ночью тихо, по крайней мере, в западном крыле. Даже стража обута в специальные ботинки с мягкими подошвами, и, когда в полночь происходит смена караула, редкий отголосок долетает до чуткого уха орка. Да еще иногда пищат мыши из-под пола.
Больше никто не смеет тревожить монарший сон. В других помещениях кипит работа, слуги наводят порядок и чистоту, на кухне готовят изысканные яства к королевскому завтраку. Но в западном крыле – тишина. Могильная тишина. Только через окно доносится странный и тоскливый крик неведомой ночной птицы, какие не водятся в степи.
Кто бы мог подумать, что ему еще придется стоять на страже? Кто угодно, кроме него самого: ведь у мертвого ничего нет. Нет семьи, нет жены, нет народа, дома и родины. Нечего сторожить мертвецу.
И вот изгой стоит в карауле на чужбине, охраняя покой и жизнь чужого, человеческого вождя. Интересно, что сказали бы по этому поводу друзья и родня? Должно быть, не поняли бы.
А расклад между тем вполне ясен, если, конечно, этот молокосос с дурацким именем Тааркэйд хорошо владеет телмарским и он сам верно все понял.
Горстка дворян, прибравшая к рукам власть в стране, воевать не собирается и верит, что сможет откупиться от короля Телмара без войны… Смех, да и только. Телмар никогда не понимал по-хорошему, не ценил доброй воли. Удар топором по голове – вот единственный веский довод, который держит врагов на расстоянии от родных степей. Прибегать к сему аргументу приходится снова и снова. И теперь глупые людишки думают, что король Телмара довольствуется небольшим куском земли и отстанет. Недоумки.
Орк поднялся со стула, оставив топор стоять у стены, и подошел к окну, в задумчивости потирая рукой руку. Если глядеть в корень, то судьба этих двух людишек, вознамерившихся дать отпор Телмару, имеет немалое значение для детей степи. Да, это бесконечно унизительно – быть на побегушках у человека, но дело на первом месте. Только бы получилось у Тааркэйда. Только бы произошла желанная битва с заклятым врагом! И дело тут даже не в покойнике, отчаянно пытающемся с честью уйти в мир мертвых, где ему и место. Чтобы напасть на Эренгард, Телмару придется собрать достаточно большую армию, хотя бы в полтора раза больше, чем будет у Тааркэйда. А для этого потребуется отвести немного войск из других мест. Если Телмар потеряет в битве достаточно много воинов, на их восполнение могут уйти не месяцы, а годы. А это значит, что разорители не так часто будут вторгаться в степи. Кто знает, скольких детей спасет от неволи тот, кого звали Арситаром, убивая врагов тут, на границе между Эренгардом и Телмаром? Десять? Двадцать? Сто? Неважно, даже если б всего одного ребенка. Тут, на чужбине, он будет сражаться за свой народ, отнятые здесь жизни врагов – это сбереженные жизни соплеменников там, дома. И когда воин обретет наконец покой, то без стыда постучит в железные врата города предков.
И для этого необходимо сейчас охранять двух людишек. Конечно, Тааркэйд говорил, что никто пока ничего не подозревает, но не существует чрезмерной бдительности.
В этот момент бесшумно открылась дверь, ведущая в небольшую комнатушку, и в зал вошел высокий, по человеческим меркам, конечно, воин в закрытом шлеме и с алебардой. Дроу проклятый, чтоб ему провалиться.
Тааркэйд глупец, если верит темному эльфу. Впрочем, этот – такой же изгой, которому не суждено вернуться домой. Но в отличие от орка, он не хочет умирать и потому в мире, где его ненавидят, вынужден цепляться за тех немногих, кто ему доверяет.
Дроу молча подошел к стулу и уселся на него, ничем не выдав, что вообще замечает орка и его огромный топор у стены. Все, смена караула.
Изгой на миг почувствовал некую симпатию к этому эльфу, лишенному речи и лица, даже пожалел его. Ведь он тоже день и ночь, год за годом стережет свою госпожу: случись что, новой у него не будет. И если орку осталось страдать не так уж и долго, то бессловесный дроу обречен на годы такой вот жизни. Хотя нет. Если Тааркэйд объединит страну и даст отпор Телмару, королеве не понадобится постоянная охрана от своих же придворных, и ее телохранитель сможет вздохнуть спокойней. Если молодые монархи проиграют… для дроу тоже все закончится.
Орк молча взял свой топор и двинулся к выходу. Там, сразу за порогом зала, боковая комната для прислуги, где он теперь обитает. Хороший выбор места: дверь тонкая, слышно хорошо, случись что, охранник явится немедленно.
Открыв дверь, взглянул хмуро на двух гвардейцев, вернувших ему такие же недовольные взгляды. Им тоже обидно стоять у двери в зал, в то время как охранять вход в свою опочивальню монархи позволяют орку и темному эльфу. А уж самим королю и королеве и вовсе несладко, раз только чужакам и могут доверять.
Он тихо притворил дверь, бросив последний взгляд на дроу в закрытом шлеме, сидящего на стуле в обнимку со своей алебардой.
Зерван расслабленно прикрыл глаза. До чего ж хорошо быть дома… или хотя бы думать, что ты дома. Мясо, сваренное со специями, оказалось выше всяких похвал, поэтому первая часть трапезы прошла в почти полном молчании. Насытившись, жители подземелья перешли к застольной беседе, в основном на темы, в которых вампир не смыслил ни уха ни рыла и даже слова понимал далеко не все. Чуть позже в трапезную заявился Герцог, в очередной раз ухитрившись открыть клетку.
– Вот неугомонное отродье, – вздохнула Тэйлиндра, – ладно, йоклол с тобой. Иди сюда.
Крысенок, если, конечно, можно назвать так зверушку в полпуда весом, не стал дожидаться повторного приглашения и проворно забрался на колени к хозяйке. Миг спустя над краем стола появились уши и хитрые глазки, примеривающиеся, что бы такое стянуть.
– Ты бы еще на стол пустила эту тварь, – возмутился Тайан, телохранитель лунной магессы.
– Ну и что? – пожала плечами дроу. – Он будет почище и чистоплотнее некоторых эльфов.
Каттэйла незаметно хихикнула, лунный заиграл желваками, и Зерван решил вмешаться:
– Тайан, дружище, не принимай близко к сердцу. А то однажды ты вот так позеленеешь от злости, да таким и останешься, зеленым, словно орк… – В этот момент у него в голове мелькнула нелепая мысль. – Постойте-ка, об орках. Ты раньше сказал, что тут все, а где тогда Моара и ее охранник?
Селина печально вздохнула:
– Тут. Она в трауре и собирается домой, в свою степь. Потому и не вышла к обеду.
– А что случилось-то?
– Вчера, когда она вышла наружу, чтобы обновить запас чернил и бумаги, ей передали весть из степи, через какого-то мага. Ее брат умер неделю назад или около того.
Вампир немного помолчал.
– Думаю, я зайду к ней и выражу свои соболезнования, если только она не живет далеко отсюда. Не покажете, где ее комнаты?
– Не бери близко к сердцу, – фыркнула Тэйлиндра, – нечему там соболезновать. Орки весьма странные создания.
Зервана покоробило, но он сохранил невозмутимость. Дроу есть дроу, Тэйлиндра вряд ли могла бы быстро стать иной, несмотря на все попытки Учителя. Сознание определяется бытием. В подземном мире темных эльфов царят жестокость и несправедливость. Власть и статус – все. Сострадание и милосердие – ничто. Нельзя быть иным в таком мире, где младший брат может всадить кинжал в спину старшему всего лишь для того, чтобы самому стать старшим. Где младенца, если ему выпало быть третьим мальчиком семейства, приносит в жертву злой богине его же мать.
Если верить жрецам различных религий, злым людям после смерти уготован ад или другие мучения, но дроу, по мнению Зервана, попадали в преисподнюю в момент своего рождения. И адский их характер – следствие этого.
– Видишь ли, Тэйлиндра, людям, оркам, эльфам свойственно любить своих родных и близких. Поверь мне, нет ничего странного в том, чтобы оплакивать своего умершего брата.
– Я знаю это, – парировала темная, поглаживая своего питомца, – а в том, чтобы оплакивать своего брата, который вовсе не умер, тоже нет ничего странного?
– Но он же?..
– Я объясню, – вмешалась Вийастан, – у орков есть один обычай, присущий только им и понятный
