гранат. Ближние к окнам немцы были убиты или ранены, остальные кинулись к выходу и столкнулись со взводом Чурюмова.
Немцы имели большой опыт, были лучше вооружены (половина имели автоматы). Новички младшего лейтенанта Чурюмова были измотаны переправой, пережили лобовую атаку, потеряли половину товарищей. Но сейчас озлобленные, забывая про страх, дружно кинулись на врага со штыками наперевес.
Бежавшие впереди падали под автоматными очередями, но прорвавшиеся вперед уже пустили в ход штыки. Костя Чурюмов отчетливо понимал, что перевес на стороне врага. Остатки взвода могли спасти только решительность и злость.
Младший лейтенант никому бы не признался, какой страх он пережил в гремящем трюме баржи, ожидая каждую минуту, что судно получит снаряд и начнет тонуть. У многих не выдерживали нервы. Бойцы и даже командиры кидались вверх по крутому трапу, били прикладами в люк, стремясь выбраться из этого жестяного громыхающего гроба.
Костя Чурюмов тогда выдержал, не двинувшись с места. И рядом с ним понемногу скапливалась группа уверенных в его спокойствии людей. Они сумели попасть с ним в роту Палехи, шли в атаку, добрались до этого чертового барака и теперь, наконец, столкнулись в упор с теми, кто пытался убить их издалека.
Несколько бойцов, прошитые очередями, свалились, не добежав до своих врагов считаные шаги. Остальные бежали не останавливаясь, выставив штыки. Сразу у трех-четырех немцев закончились магазины. Выдернуть пустой, вставить новый и передернуть затвор — для этого требуется не более пяти секунд. И снова нажимай на спуск, добивай ошалевших фанатиков.
Но эти трое-четверо с пустыми магазинами невольно отступили, стараясь выиграть секунды для перезарядки. Это стало для них непоправимой ошибкой. Лучше бы они кинулись вперед, размахивая бесполезным оружием как железяками, чем показали свою нерешительность. Двое немецких солдат были сразу заколоты штыками. Кто-то шарахнулся в угол, спеша достать из-за голенища сапога гранату, но его застрелили в упор.
Рослый боец Грошевой, крутнувшись, как юла, сбил прикладом немца. Развернул винтовку и, крича что-то непонятное, ударил штыком второго в лицо. Костя Чурюмов расстрелял барабан своего нагана. Перезаряжать уже не было времени, и он вцепился крепкими костистыми пальцами в глотку унтер- офицеру.
— Взводного убивают! — орал здоровяк, оставшийся без винтовки.
Штык намертво застрял в костях черепа. Разведчик с хищно блеснувшей финкой ударил в спину подвернувшегося немца. У него попытались вырвать финку из рук, но, скаля зубы, он полоснул по вытянутым пальцам отточенным лезвием. Второй разведчик, его напарник, стрелял из трофейного «парабеллума».
Одна из пуль пробила голову унтер-офицеру, а Чурюмов уже цепко перехватил трофейную винтовку и пригвоздил штыком к стене пятившегося от него немца. Понимая, что бой они проигрывают, уцелевшие немецкие солдаты перебежками отступали прочь, прикрывая друг друга выстрелами и автоматными очередями.
Опытный боец из девятой роты, один из тех, которыми усилили взвод Чурюмова, бил с колена, лихорадочно передергивая затвор. Свалил автоматчика, достал пулей еще одного солдата. Но тот убегал, волоча перебитую ногу. Красноармеец выпустил в него последнюю пулю и снова попал. Стремящийся изо всех сил выжить, немец продолжал ковылять, не отставая от других, и вывалился из громыхающего выстрелами задымленного барака наружу.
Преследовать огрызающуюся огнем группу, немногие оставшиеся бойцы из взвода Чурюмова не решились — слишком густо летели пули. Стреляли вслед, изредка попадали, но чаще мазали в суматохе.
— Выбили сволочей! — орал здоровяк Грошевой, который спорил с Чурюмовым, а в бою уложил двоих немцев.
Вооружившись трофейной винтовкой, он посылал пули вслед бегущим. Выпустив обойму, сгоряча кинулся догонять убегавших, но поскользнулся и упал. Подумал, что под ногами грязь, но среди мертвых тел расползлась лужа густой липкой крови.
Комбат Логунов, от которого требовали закрепиться на занятых позициях, собрал какой мог резерв, передал им станковый пулемет и приказал начальнику штаба Орлову:
— Выбить оставшихся фрицев, организовать оборону и через час доложить об исполнении.
Старший лейтенант не был трусом, но, догадываясь, какие потери несет его бывшая рота, угрюмо заметил:
— Стояли развалины и никому не нужны были, а сейчас людей пачками кладем.
— Радуйся, дурак, что полтораста метров берега отвоюем и повыше сидеть будем. Хоть что-то увидим.
— Зато и мы, как вошь на пупке, окажемся. Там даже от мин прятаться негде.
Зря орденоносец Орлов произнес слова «прятаться». Логунов вытаращил обожженные давним взрывом глаза с россыпью черных точек вокруг и заорал, заикаясь от злости:
— Я тебе покажу «прятаться»! Ты начальник штаба батальона или старший писарь? Сводки мне без тебя напишут и набрешут складнее, чем ты. Воюй, Юра, добывай славу. Волга недели через три первым льдом покроется, подвоз прекратится. Считай, мы в ловушке без патронов окажемся, если удары наносить не будем и берег за собой не удержим.
Орлов вскочил как ошпаренный и, построив свое войско, дал неуставную команду:
— Пошли, что ли… видно, не обойдутся там без нас.
Хотел добавить еще что-нибудь едкое, но раздумал. С комбатом лучше не ссориться. А бой возле барака, кажется, затихает. Отойдя от штаба, он обронил как бы между прочим:
— Да не спешите вы так. Вон пулемет в грязи вязнет.
Штабные подчиненные дружно замедлили шаг, может, и правда без них обойдутся.
Бой действительно заканчивался. Придя в себя, Палеха отдавал быстрые команды. Иван Шабанов и еще трое бойцов добрались до дзота и забросали его бутылками с горючей смесью. Просмоленные шпалы горели с ревом, выбрасывая рваные языки пламени. В огне трещали патроны, потом ухнули сразу несколько сдетонировавших гранат, вниз провалилась крыша, подняв сноп искр.
Двое уцелевших немцев кое-как сорвали с себя горящие шинели, но убежать далеко не смогли. Одного уложил выстрелом Максим Быков, во второго стреляли несколько человек сразу. Он упал, попытался подняться и застыл в луже, по краям которой еще не растаял снег.
Орлов оказался прав. Когда он пришел со своей группой, все было кончено.
— Справились, значит, без нас. Вот уж не ожидал, — не скрывая облегчения, брякнул он. — А мы вам «максим» притащили.
Василий Палеха расставлял людей, организуя оборону, не обращая на Орлова внимания. Начальник штаба потоптался, не зная, что делать дальше, увидел у окна мелкого конопатого снайпера, следившего за подходами.
— Ну как тут?
— Наших много погибло, — ответил Быков. — Но фрицев выбили.
— И ты выбивал?
— А что, я хуже других? — обиделся Макея. — У меня уже шесть фрицев на счету.
— Построй своих людей, — прервал пустой разговор Палеха. — Сколько вас, штабных?
— Десять человек.
— Пятеро со мной остаются, остальные пусть возвращаются в штаб. Заберите с собой раненых, а пулемет я у себя оставляю. Боеприпасы и гранаты тоже оставьте здесь. В штабе они не нужны.
— Слишком резво ты командуешь, — начал было Орлов, но Василий Палеха с перевязанной головой и в прожженной телогрейке зло сощурился.
— Командиров у меня тоже не хватает. Может, останешься? Немцы наверняка скоро атакуют.
— Логунов меня искать будет.
