Вилли сложил письмо и задумался. Конечно, все это его совершенно не касается, и если рассудить здраво, то следовало бы просто сжечь письмо, да и забыть о нем поскорее. Но почему-то Вилли не торопился уничтожать листок. Он посмотрел на пальто, висящее на крючке возле входной двери, и вдруг явственно увидел Фредерика Риз-Джонза, эсквайра. Пышные седые волосы, высокий лоб, вокруг рта — глубокие морщины, придающие лицу строгость, настороженный взгляд темных глаз. Вилли моргнул, и видение исчезло. Конечно, завтра воскресенье, и можно было бы с утра прогуляться в Кенсингтон и отыскать эту миссис Тингхэм. Может, за доставку этого письма будет какое-либо вознаграждение… Но, с другой стороны, они ведь собирались с ребятами потолкаться с утра на Рождественской ярмарке в Челси, а потом выпить эля в «Рожке и утке»…
«Ладно, — решил Вилли, — выйду пораньше, заскочу на почту да и отправлю письмо. И сразу на встречу к ребятам!»
Однако поутру Вилли ни на какую почту не пошел, а вместо этого наскоро выпил чаю, натянул новое пальто, сунул в левый (не порванный) карман письмо и отправился прямиком в Кенсингтон. Если бы его спросили, почему он изменил решение, принятое накануне, он не смог бы ответить внятно — словно какая-то сила вела его этим утром, и противиться ей он не мог.
Дом номер восемнадцать на Сидни-Стрит оказался внушительным двухэтажным особняком на две семьи. У каждой был свой отдельный вход, и Вилли в нерешительности остановился перед той дверью, к которой была прибита медная цифра «2». Наконец, собравшись с духом, он взял до блеска начищенный дверной молоток и постучал.
Дверь открыла миловидная женщина лет тридцати. Взгляд ее остановился на новом пальто Вилли — но не долее, чем на пару секунд.
— Что вам угодно? — приветливо спросила она.
Вилли судорожно сглотнул и робко спросил:
— Миссис…э… могу ли я видеть миссис Мэри Тингхэм?
— Это я, — ответила женщина и с интересом уставилась на Вилли. — Чем могу служить?
— Кто там, Мэри? — из глубины дома послышался мужской голос, и Вилли чуть было не рванул с крыльца и не припустил бегом, вниз по улице.
— Здесь какой-то молодой человек! — ответила Мэри Тингхэм, обернувшись, а затем добавила, снова глядя на Вилли:
— Это мой муж, Гарри. Я думаю, вам лучше войти в дом.
Вилли решил, что все равно уже пропадать, и последовал в прихожую, но Мэри повела его дальше — в комнату, которую Вилли, не очень хорошо разбиравшийся в планировке богатых домов, определил для себя как «салон».
— Мой муж, Гарри Тингхэм, — представила Мэри.
— Вилли. Вилли Фиббз! — ответил Вилли.
Последовало рукопожатие и предложение присесть.
— У меня есть для вас письмо, — сказал Вилли и, достав из кармана конверт, передал его Мэри.
Ей хватило мимолетного взгляда на конверт, чтобы понять, от кого он. На лице Мэри Тингхэм отразились смятение и испуг. Муж взял ее за руку.
— Откуда у вас это письмо? — севшим голосом спросила женщина.
И Вилли стал рассказывать — он хотел, чтобы вышло подробно и обстоятельно, но получалось довольно сумбурно и сбивчиво. Однако никто не прерывал его, не задавал вопросов — Мэри и ее муж жадно ловили каждое слово.
Затем Мэри развернула письмо.
Пока она читала, слезы текли по ее щекам. Дочитав, она выпрямилась, передала письмо своему мужу, а затем посмотрела на Вилли:
— Это ведь его пальто, моего отца?
— Да, мэм. То самое, которое нашел хозяин паба…
— Знаете, Вилли, полтора года назад мы с отцом очень сильно поссорились. Я повстречала Гарри, мы хотели пожениться, но отец был категорически против! Гарри был небогат, и отец считал, что он охотится за приданым. Это были несправедливые, ни на чем не основанные обвинения, и я пыталась защитить Гарри… Во время последней встречи мы с отцом наговорили друг другу кучу ужасных вещей, и с тех пор больше не виделись. Я вышла замуж, дела Гарри пошли в гору, мы купили этот дом… Но отец не знал ничего этого, — Мэри всхлипнула, но быстро взяла себя в руки и продолжила:
— Он умер полтора месяца назад. Удар настиг его прямо на улице, и когда его нашли на мостовой, он был уже мертв. Помню, коронер, говорил нам, что на отце не было пальто, но мы тогда решили, что его просто стянули какие-нибудь бродяги…
— Невероятно! — сказал Гарри Тингхэм. — Если бы вы, Вилли, не купили это пальто, мы бы, наверное, так никогда и не узнали о том, что мистер Риз-Джонз так переживал эту ссору и так раскаивался… Как грустно…
— Более всего грустно от того, что отец так никогда и не узнает, что я простила его. Что мы с Гарри простили его…
Миссис Тингхэм взяла со стола фотографию в серебряной рамке и протянула ее Вилли.
— Это мой отец.
Взглянув на фотографию, Вилли обмер — на него глядело то же лицо, которое привиделось ему вчера вечером. Но об этом обстоятельстве он решил умолчать.
Затем миссис и мистер Тингхэм долго благодарили Вилли и, как он ни отбивался, заставили его отобедать с ними, так что ни на Рождественскую ярмарку, ни на встречу с друзьями Вилли уже не успевал. Но вот что удивительно — расстроенным по этому поводу он себя вовсе не чувствовал, а даже наоборот. Покинув чету Тингхэм, Вилли неторопливым шагом дошел до Гайд-парка и долго бродил там вдоль Серпантина. Домой он вернулся уже затемно и, почувствовав невероятную усталость, сразу улегся спать.
Той ночью пошел первый снег — не белая крупа, не ледяная морось, а настоящий, похожий на гусиный пух, снег, который не таял на мостовых и на крышах, и вскоре улицы ночного города из черных превратились в серебряные.
В доме мистера и миссис Тингхэм было тихо. Гарри давно спал, а Мэри сидела возле камина, снова и снова перечитывая письмо. Вдруг какая-то тень скользнула по каминной полке.
— Гарри? — вполголоса позвала Мэри Тингхэм.
— Нет, это не Гарри, — донеслось до Мэри, и тут она увидела, что в кресле в дальнем, неосвещенном углу комнаты кто-то сидит. Испуг быстро сменился узнаванием.
— Папа? Это ты?!
— Это я. Только не пугайся. Я не злое привидение. Я даже два с половиной часа просидел в телефонной будке на углу, ожидая, пока все соседи улягутся, и я смогу пробраться сюда незамеченным. Не хотелось никого пугать…
— Папа…
— Мэри…
А снег все валил и валил, и какой-то подвыпивший джентльмен, выходя из паба «Петух и сырная голова», не удержался и слепил снеговика прямо на крыльце полицейского участка.
Проснувшись следующим утром, Вилли обнаружил на столе огромный сверток. Коричневая оберточная бумага была крест-накрест перевязана бечевкой, под которую был подсунут конверт, на котором было
