Когда она прошла через ворота, она очутилась в длинном открытом загоне, закрытом сверху белым пластиковым куполом. Атмосфера была сырой и тяжелой, густо настоянной на неизвестных запахах. Свет был тускло-красный. Сначала Ана ничего не видела, а затем начала различать людей, которые ходили вдоль небольших прозрачных пластиковых куполов. Свет исходил от небольшого количества ламп с тлеющим разрядом.
Человек, который привел их, обратился к Ане:
— Вы себя нормально чувствуете?
— Кажется, нормально.
— Некоторым очень противен запах.
Ана принюхалась: перец, чеснок, гнилостный запах джунглей.
— Нет, терпимо.
Женщина из Канады сказала:
— Здесь звук очень странный.
— Это положительное давление внутри сферы. Ваши уши немного заложило.
— Я слышала о странных заболеваниях.
— Здесь их нет. Но, разумеется,— продолжал проводник, — вы можете погибнуть и здесь. Но не от болезни, а от аллергии. Вам всем сделают необходимые прививки. Димитрова, вы лингвист? Вы пойдете со мной, остальные пока подождут здесь.
Он повел ее вдоль ряда куполов. Глаза Аны уже привыкли к свету, и она видела, что под каждым куполом образцы флоры и фауны с Клонга. Это были в основном растения, и некоторые из них достигали громадных размеров. Ана подумала, сколько же энергии пришлось затратить, чтобы перенести эти гиганты на сотни световых лет.
Они направлялись в ту часть, откуда доносились разнообразные непривычные звуки. Проводник сказал:
— Добро пожаловать в наш зоосад.
И тогда она увидела шариста.
Она узнала его сразу: такого странного существа не могло быть больше нигде во вселенной! Но шарист был... ранен. Он сидел в клетке. Его шар пульсировал, но был опавший и почти лежал на полу клетки. Она увидела пластиковую трубку, которая тянулась от насоса к шару. Женщина с магнитофоном склонилась над насосом, подкручивая клапан подачи воздуха. Она слушала жалобные песни шариста.
Неудивительно, что голос был таким слабым. Женщина подавала воздуха ровно столько, чтобы шарист мог петь, но взлететь он не имел возможности. Женщина подняла голову и сказала:
— Вы Димитрова? Я Джулия Арден. А это,— она показала на клетку,— Ширли. Сейчас она поет о своем детстве.
Ана всплеснула руками, глядя на жалкое сморщенное маленькое существо. Неужели эти песни — язык? Она не могла представить, как возможно понимать его.
— Я буду стараться, мисс Арден, но неужели вы думаете, что вы сможете обучить меня этому языку?
— Я? Нет. Я буду помогать, но учить вас будут компьютеры. Однако по настоящему может обучить вас только Ширли сама. Она любит петь для нас. Бедняжка. Ведь это единственное ее времяпрепровождение.
Нан долго смотрела на Ширли, а затем воскликнула:
— Какой стыд! Неужели вы не видите, что ей больно!
Женщина пожала плечами:
— А что я могу сделать? — тон ее был скорее агрессивным, чем защитительным.— Я не думаю, что Ширли с удовольствием выполняет свои обязанности. Но этого нельзя сказать и обо мне. Ваша задача изучить язык, Димитрова, и думайте только об этом.
— Но ей же больно...
Джулия Арден рассмеялась и покачала головой.
— Милая, вы здесь только со вчерашнего вечера. Подождите пару дней. Тогда мы снова поговорим о боли.
С 7.00 до 11.00 Ана Димитрова так напрягала свои мозги, что под конец ей показалось, что сейчас она умрет. Но с 12.00 до 16.30 она также истязала свое тело, как бы уравновешивая нагрузку на мозг. Джулия Арден была права. Через сорок восемь часов Ана стала экспертом по боли. Каждое утро она просыпалась с дикой головной болью. Каждый вечер она ложилась в постель, и все тело ее болело так, что она с трудом удерживалась, чтобы не принять таблетки, которые ей давали. Она не могла принимать таблетки, так как ее мозг должен быть бодрствующим даже во сне. Она продолжала учиться и ночью, когда под подушкой работал магнитофон с песнями шариста.
Головные боли — но к этому она была привычна. Гораздо хуже был эффект прививок. Кожа ее покрылась пятнами, струпьями, прыщами, некоторые из которых гноились. Но это еще не все. Она чихала и кашляла. Глаза ее слезились, из носа постоянно текло. И она не была исключением. У всех из ее группы была такая же реакция на противоаллергические прививки. Если такова профилактика, то какой же должна быть сама болезнь? Когда же им показали снимок несчастного Пипа, умершего от аллергии прежде, чем были разработаны защитные меры, Ана поняла разницу между профилактикой и реальностью. Это глубоко поразило ее. Это было ужасно. И как Ахмед справляется с этим? Он ничего не писал в своих письмах, должно быть он очень отважный.
Каждый полдень, невзирая на состояние, их гнали на поле для физических занятий. Прыжки и бег, полоса препятствий, карабканье по вереске. Руки у нее сначала покрылись волдырями, затем превратились в сплошные раны, которые затянулись заскорузлой коркой и загрубели. Колени постоянно кровоточили. Все тело, где не было прыщей, было усеяно синяками и ссадинами.
Она держалась только потому, что понимала — это необходимо! Клонг не место для пикника. Это планета неизвестных и, может быть, смертельных опасностей. Курс обучения жесток и беспощаден, но он поможет ей встретить опасности и преодолеть их. Пусть она попала сюда не добровольно, но она не хотела отказываться от экспедиции.
И, наконец, самый главный аргумент. Это же путь к Ахмеду. Поэтому она старалась изо всех сил и втайне гордилась, что многое у нее получится лучше, чем у других. Вьетнамский полковник однажды упал с большой высоты, когда взбирался по канату, и был отправлен в госпиталь. Он вернулся на следующий день, прихрамывающий, но такой же игривый. Женщина лет сорока упала на землю при подъеме на холм. Она была тоже отправлена, но уже не вернулась.
Здесь быстро завязывались дружеские отношения. Она уже называла полковника 'Гай', хотя его звали Нгуен, и уважала его за острый ум и чувство юмора. Она научилась не оставаться наедине с ним или с сержантом Свеггертом — да и с любым мужчиной. У всех у них откуда-то появлялись резервы сил в присутствии привлекательной женщины. Да и не только привлекательной. Ее соседка по комнате Елена Кристианидис не была привлекательной, но не однажды Нан, возвращаясь вечером домой, находила дверь запертой, и из комнаты доносилось прерывистое дыхание, слабые стоны, хихиканье. Когда Елена извинялась перед нею, Нан сказала:
— Ол райт, Крис. Не говори об этом.
Но это было для нее не ол райт. Она нуждалась во сне! Неужели им не нужен сон?
Когда дни перешли в недели, постоянная усталость стала меньше, ссадины зажили, реакция на антиаллергены уменьшилась. Головные боли не прекратились, но Нан привыкла к ним и даже принимала участие в дружеской болтовне в холле. Какие здесь рассказывались истории! Одни говорили о том, что они предназначены для полета на Кунгсон и для создания там новой человеческой расы. Другие говорили, что экспедиция направится вовсе не на Кунгсон, а на другую планету, название которой держится в тайне. Были версии и о том, что собранные здесь будут направлены вовсе не в космос, а на захват шотландских нефтяных вышек или для создания колонии в Антарктиде, где они расплавят льды и создадут новую Страну Блока Продовольствия. Сначала эти истории пугали Ану, затем забавляли, а потом наскучили. Она стала сочинять сама и увидела, что ее рассказы принимаются с таким же интересом, как и рассказы остальных. Однако кое-что из рассказанного казалось правдоподобным. Даже самые страшные новости. Например, необъяснимый инцидент в космосе, который уничтожил корабли Пипов с подкреплением и даже сам
