– Эдик! Кто обещал меня обтереть? Я же пыльная, пыльная… – услышала Анна. – Ты что, забыл?
Анна вгляделась в темный угол. Там стоял кто-то в клетчатом. Анна увидела протянутую руку и узкий край юбки.
– Кушайте, пока в самый раз, опять греть не стану, сухая будет, – строго сказала Катерина Егоровна.
Лапоть наклонился над столом, расставив локти и занеся над индюшкой нож.
– Андрей, тебе что, ножку или грудку? – завопил он.
Тяжело дыша и отдуваясь, он вспорол индейку. Все потянулись к нему с тарелками. Бокалы с шампанским сдвигались с надтреснутым дребезгом.
Из угла протянулась твердая пластмассовая рука с локтем на шарнирах.
– Эдик, пыль, пыль, вытри меня. Ты же обещал, – твердил монотонный голос. – Эдик же!
Лапоть со стуком ударил по твердой розовой руке. Та пропала, успев, однако, зачерпнуть из миски горсть маринованных грибов. Взметнулась клетчатая юбка.
– Хорошее сукно. Шанель, – строго сказал Лапоть. – Смотри не измажь. А то назад не пустят.
– Анна, уйдем отсюда, – шептал Илья, наклоняясь все ближе.
– Куда мы пойдем? – Анна засмеялась и тесно прижалась к нему. – Некуда идти.
– Ко мне. – Илья, как ребенка, взял ее за подбородок. – Ко мне пойдем.
– Хочу еще коньяка, – она попробовала вывернуть лицо, но рука Ильи стиснула ей щеки так, что губы Анны оттопырились.
– Нет, – властно сказал Илья. – Мы уходим! Не будешь ты больше пить.
– Те-те-те! – словно дятел, часто застучал Лапоть. Анна невольно взялась за виски. – Те-те-те! – Тут же над столом повисла посыпанная гнилью рука с бутылкой коньяка. Бутылка, покачиваясь, приближалась, узким горлышком вынюхивая рюмку Анны. – Вы, оказывается, на «ты»? А я не в курсе. Прозевал. – Лапоть глянул на Илью и до краев наполнил рюмку. – Анечка, почему вы позволяете мужикам вам хамить?
Анна непослушной рукой потянулась к рюмке, но Илья опрокинул ее, хрустальная ножка, цокнув, раскололась.
– Где пьют, там и бьют, – ласково кивнула Катерина Егоровна.
– Да, Илья Ованесович, – протянул Лапоть. – Да я разве против? Но ведь мы не так договаривались. Мы вас тогда ждали, ждали в ресторане. И вообще… Забыли вы, что ли, на чем мы порешили? Мы вам ваши глубины вожделенные, нежнейшие… А вы нам в обмен, Илья Ованесович, всего-то… Ведь так? – Лапоть поджал маслянистые губы.
«О чем это они?» – мельком подумала Анна.
Движение, голоса, музыка, все мучило Анну. Танцевала ее соседка. Она вращалась внутри своего черного платья. Заледеневшие плечи ее чуть оттаяли. С плеч срывались крупные капли. Анна вытерла мокрую щеку.
– Ну, нельзя же так, в конце концов! – обиделась она.
Но тут девушку закрыл толстый свитер. Он дергался в усилии поймать отдельно пляшущий вязаный рукав.
Лапоть, навалившись животом на стол, поставил перед Анной новую рюмку, не спеша наполнил ее коньяком.
– Говорят, о вашем батюшке книга выходит, Илья Ованесович? – почтительно произнес Лапоть. Но какая-то скрытая издевка послышалась в его голосе. – Вот был человек, а? Наслышан, наслышан, как же. Целая эпоха. Проложил путь. Искренне рад. Будем изучать, перенимать опыт. Но, главное, уверен, уверен, что все обойдется. Ну, ты сам знаешь, о чем я. А то получится, да это я так, шучу, шучу, как в том самом анекдоте. Ну, всем известно. Чистенький такой восход, дорожка в саду, и вдруг песок зашевелился и вылезает… червячок. Тут вся соль в червячке. Вылез все-таки, подлец! А ведь согласитесь, не ожидали вы, что когда-нибудь, и вдруг, извините, здрасьте! – Лапоть придурковато выпучил глаза.
– Ты пьян, что ты мелешь? – Илья откинулся на спинку дивана, не бледнея, а желтея лицом, как бывает у людей со смуглой кожей.
– Пьян, пьян! – охотно, даже радостно подхватил Лапоть. – Окончательно пьян!
Но Анне стал уже неинтересен их непонятный, падающий куда-то разговор, да и при чем тут она? Лапоть тоже уже не смотрел на Илью, он кому-то поставил чистую тарелку, потянулся за вилкой, заодно поцеловал в плечо девушку в черном платье, отпечатав на ее заиндевелой коже оттаявший след толстых губ.
Илья потерянно оглянулся на Анну. Один глаз его заплыл кровавой слизью.
– Тебе надо закапать в глаз альбуцид, – доверительно, жарким шепотом проговорила Анна, наклоняясь к Илье, и вдруг, потеряв равновесие, съехала ему на плечо. – В аптеке, без рецепта…
– Егоровна! – чей-то голос рванул воздух. Анна увидела в дверях громоздкую женщину, нескладно составленную из разных кусков. Анне показалось знакомым ее доброе деревенское лицо. – Я рыбки тебе принесла, Егоровна. Оттуда. Принимай гостью!
– Не маши рыбой, Валя. Домой иди. – Катерина Егоровна крестом раскинула руки, не пуская ее. – Видишь, сынок гуляет. Нечего тебе тут. На Рождество тебя зову, вот и приходи. Хоть без рыбы. А сегодня ихний праздник.
– А водка где? – придирчиво спросила большая Валентина, без труда оглядывая стол через голову Катерины Егоровны.
– На пол смотри, Валя. Под скатерку. Пустые бутылки видишь? – Старушка все оттесняла ее к двери.
– Матушку без очереди выпили! – умилилась Валентина. – А коньяк это у них так, для фасона.
Я ее видела! Где? А-а… Это же официантка из ресторана. Почему она здесь? Разве мы в ресторане?
– Вилки пересчитай! Ложки чайные… – крикнула официантка, совсем уже вытесненная за порог Катериной Егоровной, которая так укоротилась, что едва доходила ей до пояса. – Потом недосчитаешься!
Анна пошарила вокруг себя.
– Илюша, где моя сумка? – вдруг хватилась Анна. – Там, там, в сумке…
Илья, с трудом повернувшись, полез под стол.
– Вот она, – Лапоть через чьи-то плечи протянул Анне сумку. Она повисла тощим мешочком. Глаза у Лаптя были слепые, набитые кашей.
Анна схватила сумку. Совсем легкая. Ощупала ее. Нет кристалла. Господи, что же это?
Кто-то качнул большой абажур. Свет пополз на потолок, потом, стекая со стены, озарил на миг и сознание Анны. Она увидела в глубине комнаты голую женщину. На ее груди были круглые часы и широкая мужская рука. Анна выпрямилась и подняла руки, чтоб остановить свет плывущего на нее абажура. Свет окатил Андрея и девушку в красном платье. Прядь ее черных прямых волос упала на рукав Андрея и сломалась. Свет пошел прямо на Анну. И она, приподнявшись, чувствуя, что ее колени бьются друг о друга, напрягая голос, крикнула:
– Не его мама! Здесь все напрокат, по квитанции! Где лыжи, велосипеды… И старуха по квитанции. Почем за вечер? – Анна постаралась найти в качающемся мире лицо Лаптя. – Это все он! В сумку мою залез! Говори! Украл, украл?
Анну шатнуло назад. Лапоть, крякнув, сдвинул стол, на себя, чтоб Анне было легче пройти. Стараясь удержаться, Анна ухватила угол скатерти. Посыпалась посуда.
Длинный коридор. Все люди, люди. Кто ее держит, зачем? А, это Илья. Лицо Лаптя. Он толстым языком облизнул губы. Но язык его был живым существом, поселившимся у него во рту. От этого ей стало совсем плохо. Горло свела кислая судорога. Она с трудом вдохнула и тут же пожалела об этом, потому что вместе с горькими клубами дыма втянула в себя еще чье-то платье. Все плыли, удлинялись и втекали в нее: и женщина в красном, и голая грудь с часами, и рукав мохнатого свитера. Собрав силы, она вдохнула снова, но черные волосы, перепутавшись с мелкими кудряшками и крючками, щекоча и царапая, забили ей горло. Из волос скрутилась тугая пробка, она поднималась все выше…
Откуда-то протянулась маленькая, крепкая рука Катерины Егоровны:
– До чего бесстыжие мужики, не видят, что ли, с непривычки она.
